от дороги, и тогда мы смогли увидеть «пасеку» (заимка, поместье, двор)[74]. Мы ее проехали, но потом тут же вернулись к ней между густыми деревьями. Дорога была сложной и такой узкой и извилистой, что часто было трудно протиснуться вперед даже одному коню. Еще не начало светать, когда мы доехали до хутора, состоявшего из двух домов, окруженных большим огороженным лугом. Тропа привела нас к воротам в большом заборе, поэтому мы решили, что для того, чтобы проехать дальше, нам нужно пройти через этот двор. Когда мы открыли ворота и поехали по двору, нам встретился табун лошадей, которые с любопытством сбежались к повозке – среди них было несколько прекрасных черных как смоль жеребцов с величественной осанкой. Мы закрыли ворота и поехали медленно дальше по едва виднеющейся тропе, через обветшалый мост переехали ручей, проехали между этими двумя домами – была полная тишина – и последовали в глубь луга.

Там мы окончательно перестали видеть тропу. Пришлось поэтому остановиться. Я спустился и пошел искать выезд, а поляк остался сторожить повозку. Однако тропа исчезла совсем; я вернулся немного назад, чтобы пройтись по ней снова, – но и это не помогло. Промокнув насквозь по грудь, бродя по высокой траве, покрытой росой, я вынужден был оставить эту затею.

Нам не оставалось ничего другого, как повернуть обратно и попытаться узнать, в каком направлении надо было ехать, чтобы выбраться на проезжую дорогу, которая бы привела нас к деревням. Когда мы подошли к одному из домов, там залаяли собаки и раздался крик:

– Кто там?

Тут же прозвучал громкий выстрел из ружья.

– Ради бога, вы с ума сошли, люди, прекратите стрелять, мы просто заблудились. Лучше бы вы вышли и показали нам дорогу к ближайшей деревне, – прокричал поляк.

– Хорошо, погодите, – послышался ответ из маленького квадратного отверстия в стене избы, – когда мужики вернутся домой, вам достанется.

После этого прозвучал еще один выстрел. У меня зашумело в ушах, и я невольно обхватил руками голову, но пуля меня не задела, однако она прошла по центру через шляпу поляка почти в дюйме над его макушкой. Когда шум в ушах улегся, я услышал шепот с обратной стороны бойницы, и мы тут же рванули с места прочь, уйдя с дистанции выстрела. Повозка остановилась за забором, ворота были открыты, и мы видели, как лошади одна за другой выбегали наружу. Нам повезло выйти на достаточно ровную тропу, которая шла рядом с забором в нужном нам направлении. Во избежание любой случайности мы немедленно выехали на нее и погнали со всей прытью на безрессорной крестьянской повозке прочь, снизив скорость, только когда мы почувствовали, что ушли от возможного преследования. Лишь к утру нам удалось наконец добраться до деревни, где мы расположились у хохла (сибирское прозвище переселенцев из Малороссии), дав лошадям долгожданную возможность отдохнуть и утолить голод на пышном зеленом лугу. Новопоселенец рассказал, что накануне утром он схватил известного беглого заключенного, который дрался с каким-то бедняком у деревенского кабачка. Бедняге сперва удалось удрать от обидчика, но тот его догнал и выстрелил ему в ногу, а потом повесил его на дереве. Убийцу переправили в поселок у главной дороги, где было волостное правление и суд.

Спустя несколько дней мы вернулись в Томск.

Я неоднократно отправлялся в одиночку в пешие или конные прогулки в окрестностях как по крупным, так и по проселочным дорогам, посещая углы и закоулки, где водились шайки разбойников, куда раньше никогда не ступала нога чужака. Как-то раз вечером я возвращался верхом домой из такого 14-дневного путешествия и уже подъезжал к Томску. Просидев в седле несколько дней и ночей напролет, я немного устал и поэтому сошел с коня и пошел рядом с ним, ведя его за поводья. Через седло была перекинута двойная седельная сумка с дневниками, картами, несколькими книгами и мешочком с серебряными монетами. Когда я дошел до первых домов в окрестностях города, что было не очень далеко от моего места проживания, мимо меня пронесся человек, который резким движением смахнул сумку со спины лошади. Прежде чем я смог помешать вору, он перепрыгнул через канаву и побежал через поле. К счастью, на мой крик объявился объездной, и я еще не успел сесть в седло, как он уже был на месте. Мы перескочили через канаву и, сколько было мочи в поводьях, поскакали по полю за вором, который уже далеко ушел вперед. Но высокий и длинный деревянный забор, окаймлявший поле, помешал ему проскочить между домами, поэтому ему пришлось держаться на открытом пространстве, а когда он заметил, что за ним следуют по пятам, выбросил ворованное и свернул, чтобы попытаться выехать на проезжую дорогу. Но мы помешали ему это сделать. Вор перепрыгнул через дорогу, когда оба коня одновременно сделали могучий прыжок, споткнувшись передними ногами. В темноте мы не заметили глубокую и широкую канаву, которую при дневном свете мы бы поостереглись пересекать. Мы упали передом, но эти проворные и бойкие животные, как я почти верю, догадывались, что произошло, и тут же встали на ноги, а мы вернулись в наши седла. Небольшая фора, которую вор получил благодаря падению наших коней, ему, тем не менее, ничуть не помогла. В конечном итоге почти четверть часа спустя после начала погони мы уже поравнялись с ним, и тогда он был таким запыхавшимся, что едва мог держать себя вертикально. Наверное, было излишним гнаться за ним, поскольку он уже смертельно устал. Вскоре мы достигли проезжей дороги, и когда вор вновь обрел дар речи, отвечая на вопрос, где он сбросил сумку, заявил, что не видел и не брал ничего подобного. Этого ему не следовало делать, поскольку за свою ложь он получил удар хлыстом. Наконец после долгих поисков сумка нашлась в небольшой ямке. Как люди в городе проведали о погоне, я не знаю, но как только мы расположились на траве в поле и на всякий случай связали вору руки за спиной, пред нами предстали редкие для ночного времени два полицейских. Вора тут же доставили на допрос, но так как он из вредности начал врать, отрицая какую-либо вину, те трое начали его избивать, из-за чего он заорал что есть мочи: «Кара-ул! Кара-ул!» Если бы я не вмешался, они бы его совсем запытали. Далее вся компания переместилась в полицейский участок. Потом в течение недели я несколько раз давал показания о происшествии, после чего вора судили. В ответ на вопрос судьи, был ли он крестьянином или