– Совсем ты, Недомерок, ума лишился…

– Ладно, не хочешь сознаваться – не надо. Я все равно с тобой… Как на живца – р-раз и – здрасте… А куда ты его хочешь украсть?

– Поедем к матери моей – в Осташков. Как-нибудь устроимся…

– Пусть и в Осташков…

– Слышь, Дим, – окликнул Григорий Угуча, – собирайся! Едем твоего Даньку спасать.

– Зачем тебе этот припадошный? – запротестовал Недомерок.

– Чтобы за тобой приглядывать. Если чего вздумаешь против нас, он кирдык и – каюк тебе…

Недомерок опасливо взглянул на выбравшегося из закутка Угуча. Тот еще больше поздоровел, и посмеяться шутке Григория у Недомерка не вышло.

– Такой точно может, – согласился Недомерок, – и кирдык может, и каюк…

– Может-может, не сомневайся, – подтвердил Григорий.

* * *

Дом инвалидов для детей располагался неподалеку от Богушевска в селе Рябцево. Часа в три пополудни тамошнюю санитарку взбудоражил из дремы непрерывно тренькающий звонок, и она, все еще сонная, двинулась открывать.

На пороге стоял давний знакомец – чекист, который пасет недоделка Даньку, а с ним два инвалида: натуральный страшилище в военной форме и слюнявый здоровяк. Этот, может, еще и несовершеннолетний, но тот, в форме, на дите никак не тянет…

– Узрослых не примаем, – обрушилась санитарка на непрошенных гостей. – Тута дитячий дом…

– Вот и хорошо. – Григорий вставил тяжелый башмак в проем приоткрытой двери, не давая санитарке захлопнуть ее. – Мы на свидание пришли. К Даниле Прыгину…

– Я зараз узнаю, можна але няможна, – попыталась отделаться от посетителей санитарка.

– Можна-можна, – встрял Недомерок. – Почему это вдруг няможна? Вся страна поворачивается лицом к инвалидам, вся партия поворачивается лицом к инвалидам, а у вас почему-то няможна?

– А партия правда поворачивается?

– Вот те крест.

– А навошта ей это?

– Посмотреть на свой народ…

– Ну разве что так… – с некоторым сомнением протянула санитарка. – Зараз прикачу. Вы тута будете свиданиться але на вулице?

– Лучше на вулице, – передразнил ее Недомерок. – Там тепло, а тут у вас запах – хоть святых выноси.

– Дык усех по горшкам не рассадишь – рук не хватит, – огрызнулась санитарка.

Данька за этот год страшно изменился. В кресле-коляске косо сидел махонький старичок и все время норовил завалиться на бок. Кроме того, он был обдолбан всякой лекарственной дрянью по самые уши. Узнал ли он старых знакомых – оставалось тайной, да и вообще не было уверенности, что он способен был что-либо узнать.

Угуч безо всяких разговоров усадил Даньку на свои плечи, и Данькина иссохлая задница, поерзав туда-сюда, вспомнила это удобное место и напряглась, удерживая все тело. Странные посетители вместе с пациентом этого заведения вышли за ограду и не мешкая начали рассаживаться в растрепанный Тимкин «Москвич». Санитарка неслась от крыльца, исторгая звонкие матюки, но перехватить машину не успела. Тогда она, не прекращая ругани, побежала к телефону, чтобы звонить в милицию и спасать инвалида, на которого может «повернуться посмотреть вся партия», а его как раз и украли.

Чтобы избежать встречи с богушевскими ментами, Тимка добросил всю компанию до Орши.

– Но, между нами говоря, – сообщил он своим пассажирам, – дело ваше дохлое: я в жисть не видал правонарушителей с такими выдающимися приметами. Вот разошлют ориентировку, и вся ваша лафа до первой встречи с ментом.

– Да на кой ляд мы им сдались? – легкомысленно отмахнулся Григорий.

– Ну не скажи… Вдобавок к слухам о замученном отце и запертой в психушке матери пойдут еще разговоры о похищенном сыне – совсем что-то мафиозное получается…

– Пожалуй, – посмотрел Григорий на ситуацию под этим углом. – Будем осторожнее.

– Кстати, а почему ты решил сына его спасать, а не жену из психушки?

– Даже и не знаю… Кажется, так правильнее… Впрочем, знаю: они с женой сами сделали выбор, который привел кого куда. А Данька ничего не выбирал и, значит, точно ни в чем не виноват…

– Может, и так… А сможешь спасти? С дитем, да еще таким, – не сахар.

– Попытаюсь.

– Думаешь, мамаша твоя обрадуется такому прибавлению?

– Надеюсь… Да и мы с Угучем рукастые – не пропадем…

– Ну счастливо, коли так…

* * *

Примерно через сутки на дороге Торжок – Осташков, не доезжая до города Кувшиново, притормозил грузовик, из кузова которого вытряхнулась весьма странная компания: взрослый инвалид, двое малолеток-инвалидов и один сопровождающий, с виду почти нормальный, только ростом не вышел.

Грузовик свернул на какое-то Сурушино, а спешившаяся необыкновенная команда взялась ловить попутку до Осташкова. Машины пылили мимо. Григорий не терял терпения, понимая, что и сам вряд ли бы остановился, чтобы подобрать такую вот банду уродов.

– Не так, – заявил Угуч.

– Что? – не понял Григорий.

Через какое-то время Григорий допер, что, по мнению Унуча, ловить машину надо не так. Григорий поднимает руку вверх и этим показывает водителям, что путь открыт, а надо загораживать рукой… В общем, Григорий не стал спорить и уступил Угучу место на обочине.

«Все-таки он говорит, – думал Недомерок про Угуча. – Не-ет, все это неспроста. За этим что-то кроется… Сейчас вот приедем, а там Йеф собственной персоной…»

Угуч вылез с обочины на дорогу и выставил руку поперек движения, пытаясь показать едущему грузовику, что путь закрыт. Грузовик притормозил, вильнул в сторону, объезжая помеху, и дал полный газ.

Данька, которого Угуч усадил на обочине, засмеялся.

– Ну слава богу, очнулся, – радостно возвестил Григорий. – А я-то боялся, что все зря и тебя там до овоща долечили… Давайте устроим перекус, – объявил он, снимая с плеча походный рюкзак.

Они разместились подальше от дороги, на краю неухоженного поля, отгородившись от пыльной трассы чахлыми кустами. Григорий раздавал всем хлеб и вареные яйца. Ничего другого у него в припасах не было. Была еще фляжка. Он достал и ее, показывая Недомерку: будешь, мол? Тот согласно кивнул.

Ушло напряжение последних суток. Путешественники отдыхали и даже посматривали друг на друга без скрытого подозрения, которое не отпускало их все это время, когда каждый придумывал для другого какие-то тайные и недобрые планы.

Недомерок пересел, чтобы летний ветерок обдувал его не с Данькиной стороны. Теперь ветер был со стороны Угуча – лучше, но не сильно…

– Слушай, Угуч… – После глотка из Григорьевой фляги Недомерка потянуло на воспоминания. – Помнишь тот день, когда пропал Йеф?

– Не пропал, а был арестован… Тобой арестован, – слабым голосом встрял Данька.