– И что теперь? – спросил Белкин. – Его удалили?

– Этот – удалили, – кивнул Игорь. – Но, готов спорить на что угодно, он тут же открылся под новым названием! Для этого там и сидит «монитор», и он знает, как заметить следы и устранять проблемы.

– Я говорила с детским психологом, – вступила в разговор Алла. – Она провела беседу с маленьким сыном Иночкиной и сделала вывод о том, что над мальчиком было совершено насилие.

– Физическое? – выдохнул Шеин, подавшись вперед.

– Это еще предстоит выяснить, – со вздохом ответила Алла: ей было чертовски неприятно обсуждать такие вещи, но выхода не было, ведь это ее работа. Сама мысль о том, что с маленьким мальчиком можно обращаться подобным образом, казалась чудовищной, кощунственной, однако психолог была уверена в своих выводах. – Ребенку предстоит медицинское освидетельствование, и тогда мы все узнаем наверняка.

Некоторое время все подавленно молчали.

Алла вспоминала, как Сеня, игнорируя мягкие игрушки, возился с конструктором: похоже, ему на всю жизнь привили отвращение к плюшевым мишкам, которых использовали в качестве фетиша для взрослых дядек с извращенными мозгами.

– Так вы, Алла Гурьевна, считаете, что дети Иночкиной, как, возможно, и Карпенко, использовались владельцами сайта Vuggevise?

– Ну, доказательств у нас нет. Игорь, к сожалению, не сумел скачать все материалы, прежде чем модератор уничтожил сайт. С другой стороны, смотрите, что у нас вырисовывается. Молодой работник опеки Лидия Ямщикова случайно узнает, зачем из некоторых неблагополучных семей изымают малолетних детей – обратите внимание, они все не старше восьми лет. На сайте, во всяком случае, судя по снимкам и видео, которые удалось вырвать Игорю, дети примерно того же возраста. И почти все – мальчики.

– С самого начала было непонятно, почему изымали только малышей! – вставил Белкин. – Только вот я предполагал, что их легче усыновить, поэтому, возможно, старших и не трогали…

– Да, я тоже предполагала незаконное усыновление, – согласилась Алла. – Правда, наши детки староваты – усыновители предпочитаю совсем уж младенцев или в конце концов не старше трех лет… Но у нас другая версия. Так вот, Лида, возможно, попыталась поговорить с тем, кого она считала ответственным за отъем детей. И погибла.

– А не могла она сама участвовать? – спросил Дамир. – Ведь именно в ее компьютере мы впервые обнаружили ссылку на Lulluby!

– А еще, помимо подписи Маргариты Уразаевой, на актах об изъятии детей стоит имя Ямщиковой! – поддержал старшего коллегу Белкин.

– На второй вопрос у меня есть ответ, – сказала Алла. – Я еще раз поболтала с приятельницей доктора Князева из опеки, и она призналась, что у них такое практикуется. То есть, по правилам, представителей органов опеки во время визита в неблагополучную семью должно быть двое. Это продиктовано, во-первых, соображениями безопасности, и, самое главное, для того, чтобы иметь двух «объективных» свидетелей. Ну, не считая полицейского или пристава, само собой. Однако работников катастрофически не хватает, поэтому, чтобы соблюсти процедуру, порой сотрудницы вынуждены ставить под актами имена коллег. Неясными остаются две вещи. Во-первых, зачем Уразаевой понадобилась Ямщикова, не выезжающая по вызовам. Во-вторых, девушка, похоже, понятия не имела о том, что ее имя фигурирует в документах об изъятии, и впервые увидев их, очень удивилась, если верить словам Верещагина! Между прочим, Антон, удалось ли вам поговорить с исчезнувшей из города Маргаритой Уразаевой?

– Хорошо, что вы спросили, Алла Гурьевна!

– Значит, есть новости?

– Это как сказать. Мне лишь однажды удалось поговорить с данной неуловимой дамой по телефону, после чего она перестала отвечать на звонки.

– А начальница опеки смогла до нее дозвониться?

– Нет, я спрашивал.

– А домашний телефон? Ну, где там ее мать живет, в Казани вроде бы?

– Вот тут, Алла Гурьевна, начинается самое интересное! – хлопнул себя по коленям раскрытыми ладонями Шеин. – Домашнего телефона у матери Уразаевой нет. Она живет в частном доме и пользуется сотовым. Мне с трудом удалось найти старушку, и выяснилось, что она совершенно здорова, а вовсе не при смерти, как утверждала Уразаева, когда брала отпуск по уходу!

– Интересно! – воскликнула Алла.

– Более того, – продолжал Антон, – мать вообще не в курсе, что ее дочь имела намерение ее навестить, и страшно разволновалась – я даже испугался, не слегла бы бабушка на самом деле от таких новостей! Пришлось сказать, что, видимо, у нас ошибочные сведения.

– Правильно! – одобрила Алла. – Не хотелось бы отвечать еще и за болезнь, а то и смерть очень пожилой женщины!

– Я решил проверить, откуда со мной разговаривала Уразаева, когда утверждала, что находится в Казани. Выяснилось, что ее местоположение – Северная столица!

– Она никуда не уезжала?

– Выходит, что так.

– А теперь, вы говорите, ее телефон не отвечает?

– Так точно. Но это ничего не значит, сейчас запросто можно купить новую симку, даже не предъявляя паспорт, если очень нужно. Уразаева может быть где угодно!

– Объявляем ее в розыск! – сказала Алла. – Ругаю себя за то, что не сделала этого раньше!

– Но какие у вас были основания?

– Приятельница Павла Токменева рассказала, что видела женщину, выходящую из квартиры покойной Ямщиковой, в ночь ее гибели. Вряд ли она, как заправский медвежатник, вскрыла замок и вошла: скорее всего, Лида впустила ее добровольно. Мы с самого начала понимали, что войти, да еще в такое позднее время, мог только хорошо знакомый человек. И мне что-то подсказывает, что человек этот – Маргарита Уразаева!

– Но ведь Лидия, судя по записям патологоанатома, погибла в половине одиннадцатого: что же Уразаева делала в квартире так долго? – спросил Белкин.

– Ясно что, – пожал плечами Дамир. – Уничтожала следы преступления, подкладывала феназепам в шкафчик покойницы. Она полагала, что полиция не станет понапрасну копья ломать и, обнаружив в крови Лидии алкоголь вперемешку с лекарством, спишет все на самоубийство. И ведь чуть-чуть так и не вышло!

– Согласна, – кивнула Алла. – Думаю, Уразаева не стала сразу покидать место преступления не только потому, что «подчищала» за собой. Вероятнее всего, она выжидала момент, когда меньше всего вероятность встретить кого-то на лестнице или у парадной. И ведь она проскользнула бы незаметно, не взбреди любовнице Токменева в голову пойти домой, не дожидаясь утра! Не зацепи мы Токменева, факт того, что кто-то посещал Ямщикову в ночь ее гибели, вообще остался бы за кадром: у продавщицы просто не было бы причин сообщать нам об этом, да и Токменев, не посиди он в камере и не протрезвей, и не вспомнил бы о своем алиби! Обратите внимание, что Уразаева подготовилась: заявление об отпуске по уходу за больной матерью написано за неделю до случившегося с Ямщиковой. То есть, получается, для всех Уразаева находилась в Казани, а она тем временем порешила свою молодую коллегу!