– Ты прав, – задумчиво пробормотал Мономах, потирая подбородок. – Только вот, если Тимощук – источник, тогда выходит, что он мог подхватить мелиоидоз где угодно!

– Да и бог ты с ним! – отмахнулся Гурнов. – Главное, мы установим, что проблема не в больничке, а в одном-единственном человечке – и все вздохнут свободно!

Мономах собирался ответить, как вдруг ощутил вибрацию в заднем кармане джинсов. Номер на экране телефона высветился незнакомый.

– Алло?

– Я говорю с доктором Князевым? – осведомился низкий, хрипловатый мужской голос.

– Да, с ним. А я с кем?

– Меня зовут Шамиль Мерзоев, я завреанимационным отделением больницы номер десять. Вы общались с одним из моих врачей…

– Да-да, с… Рындиным, кажется.

– У меня вопрос: как, черт подери, вы сумели поставить диагноз пациенту Тимощуку?!

– А что такое? – осторожно поинтересовался Мономах.

– Да то, что без вас мы бы еще лет триста гадали, отчего он умер!

– Он умер?!

– Живехонек, слава богу! Пока рано делать прогнозы, но, думаю, паренек выкарабкается. А если бы вы не напали на моего ординатора и не заставили его делать то, что нужно, Тимощук бы точно окочу., пардон, отправился на тот свет!

– Он сказал, что я на него напал?

– И я ему верю, потому что парень он твердолобый и нагловатый, поэтому только грубая сила могла заставить его поднять свой зад! Так я повторяю вопрос, коллега: как вам такое пришло в голову?

* * *

Сколько бы Алла ни глядела из своих окон на Невский проспект, она не уставала от этого захватывающего вида. Ее не беспокоил шум проезжающего транспорта – совсем наоборот, так она ощущала бьющую через край энергию города.

Пусть москвичи говорят, что Питер напоминает им ленивого спящего великана – да что они понимают? Может, его и не сравнить с такими оживленными, славящимися бешеным ритмом мегаполисами вроде Гонконга, Нью-Йорка или Дубай, но Алла всегда видела в Санкт-Петербурге особую прелесть, свойственную лишь городам с «двойным дном».

Такие города не показывают свою суть первому встречному, вываливая на неподготовленную голову все свои тайны и секреты, стараясь поразить, ошеломить, сбить с ног. Они раскрываются постепенно, заползая под кожу, добираясь до самых глубоких уголков души, чтобы уже никогда не стереться из памяти, а остаться там навсегда, время от времени напоминая о себе и вызывая почти нестерпимую ностальгию и желание вернуться. Даже если ты в них живешь.

– О чем задумалась?

Голос Негойды, прозвучавший над ухом, заставил Аллу вздрогнуть. Она не то чтобы думала, ведь думать уже не было сил – скорее медитировала.

– Да так, ни о чем, – честно ответила она.

С тех пор как задумалась о детях от Дмитрия, Алла стала смотреть на него по-другому. Ей с ним комфортно, ей нравится его тело, умение «завести» ее в постели, наличие своеобразного чувства юмора и бесшабашное отношение к жизни. Возможно, последнее мешало ей думать о Негойде как о «долгоиграющем» варианте? Детям требуется стабильность, а он, похоже, не способен ее обеспечить… В остальном, пожалуй, Дмитрий – идеальный партнер, принимающий ее такой, какая есть, и не требующий ничего, чего она не в состоянии дать.

– Хотела тебя попросить кое о чем, но не уве…

– Слушай, почему тебе все время необходимы предисловия? – перебил он. – Почему ты не можешь просто сказать?

Может, потому, что Негойда мог счесть, что она пользуется им?

– Я редко прошу о чем-то людей, не являющихся моими коллегами или подчиненными, – ответила она.

– Я заметил, – кивнул он. – Привыкай просить меня: ты же знаешь, я все сделаю, чтобы тебе угодить!

– Нужно узнать подноготную одного человечка. Важного человечка, поэтому необходимо действовать аккуратно.

– Аккуратность – мое второе я!

Это вряд ли: Алла постоянно находила вещи Дмитрия, разбросанные в неположенных местах. Не то чтобы она была аккуратисткой, но все же не привыкла, чтобы носки валялись в кухне, а наручные часы или ремень – в ванной.

Она старалась не делать Негойде замечаний, а просто подбирала его манатки и раскладывала по местам, надеясь, что он заметит и со временем приучится все делать сам.

Аллу смущало, что взрослый человек может быть настолько безалаберен в повседневной жизни. Она убеждала себя, что у всех есть недостатки (у нее-то самой их выше крыши!), а Дмитрий, бедняжечка, все их терпит и старается не замечать. Может, и ей стоит попробовать?

– Что за перец? – спросил между тем Негойда, расположившись на широком подоконнике и глядя на Аллу снизу вверх. – Ну, твой злодей?

– Некий господин Говорков. И я пока не уверена в том, что он злодей, – поспешила уточнить она. – Просто может статься, что этот человек станет фигурантом в нашем деле, и я хотела бы узнать о нем все, что возможно, до того, как встретиться лицом к лицу.

– Что тебя интересует?

– Все. Его финансовое положение, недвижимость, семейный статус, личные особенности и привычки, круг общения и… связи за границей.

– Какие связи? – удивленно переспросил Негойда.

– Мне нужно знать, есть ли у него связи в Скандинавии и как часто он ездил туда за… Скажем, за последний год. И еще: выясни, общались ли Маргарита Уразаева и этот Говорков вне работы.

– А Уразаеву нельзя спросить?

– Нельзя – она пропала. Но, полагаю, она в любом случае вряд ли была бы с нами откровенна! Подпись Говоркова стоит на двух актах об изъятии детей из семей, и у меня есть основания полагать, что процедура не имела законных оснований. Более того, об этих детях начальство Уразаевой ничего не знает!

– Их местоположение известно?

– Только одного: сына Иночкиной вернули после того, как она наняла адвоката, и та попыталась навести справки. Похоже, эти люди здорово струхнули и поспешили успокоить мамашу. Однако девочка пока непонятно где: похоже, они решили, что, держа ребенка в заложниках, смогут заставить Иночкину сидеть тихо и не гнать волну. С детьми Карпенко – глухо, но Антон их ищет.

– Если Антон ищет, то обязательно найдет! – убежденно заявил Дмитрий.

– Твои бы слова – да Богу в уши! Так что, сделаешь?

– Считай, что все уже сделано… А теперь— в постельку!

* * *

Антон залил растворимый кофе кипятком, всыпал в чашку полстакана сахара, пододвинул к себе вазочку с сушками и, удовлетворенно крякнув, сделал изрядный глоток. Блаженное тепло, начавшее разливаться по телу, заставило его прикрыть глаза от наслаждения.

На улице, несмотря на весну, было чертовски промозгло. Снег еще не везде растаял и отвратительными черно-бурыми массами валялся на газонах и даже кое-где на тротуарах, а в воздухе, когда не шел откровенно сильный дождь, постоянно висела противная, холодная морось.