и на кассу. В двадцать два пятьдесят девять чек пробили, как сейчас помню. Я еще потом водку на кассе оставил и в торговый зал вернулся, закуски прикупил малость.

– В каком магазине это было?

– Так возле метро, «Перекресток». Сначала хотел было в «Пятерочку» рвануть, там цены ниже, но понял, что не успею.

– Ну хорошо, – кивнула Вика, – эти показания проверить будет нетрудно. В супермаркетах, как правило, камер более чем достаточно.

– Проверьте! – на этот раз улыбка на лице Барковца не выглядела столь вымученной. – Вы сами убедитесь, что я, если и выходил куда, только для того, чтобы в магазин бегать. Туда, потом обратно.

– По поводу «туда» все более-менее ясно, а вот насчет «обратно», – Вика покачала головой. – Пока никаких подтверждений, что из магазина вы вернулись именно домой, у меня нет. Вы ведь вполне могли выпить водку прямо из бутылки где-нибудь недалеко от магазина, почувствовать прилив сил, после чего направить эти силы на Апраксина. Вы ведь сами сказали, настроение в тот вечер у вас было так себе. И потом, почему вы не сразу признались, что выходили из дома? Вы понимаете, что это подрывает доверие ко всем вашим остальным показаниям?

– Да потому, – Барковец нервно сцепил пальцы рук, прижимая их к груди, – потому что я этому уроду машину изничтожил. Боялся, что вы сразу догадаетесь.

– Машину? – опешила Крылова. – Какую машину? Михаил Юрьевич, вы вообще понимаете, о чем говорите? Вы подозреваетесь в убийстве! Вам срок грозит лет пятнадцать, если не больше. О какой машине вы говорите?

– Машину, – упрямо повторил бариста. – Я сжег машину этого урода.

Несколько минут спустя выяснилось следующее. Примерно две недели назад, в самом начале мая, Барковец возвращался с работы. Шел он через дворы, в которых было уже совершенно пустынно. Только что прошел первый майский ливень, последние капли которого упали с неба в тот самый момент, когда молодой бариста покидал закрывшуюся кофейню. Сразу после дождя сделалось необыкновенно тихо и даже тепло, так что идти было вполне комфортно, но приходилось внимательно смотреть под ноги и огибать или перепрыгивать огромные лужи, которые появились тут и там на всем пути следования.

– Видать, ливневки все засорились, а с зимы еще не прочистили, – поделился мнением Барковец.

Когда до дома оставалось совсем немного, а именно всего лишь пересечь соседний двор, произошло крайне неприятное для молодого человека событие. Точнее, событий было два, одно просто неприятное, а другое неприятное очень. Сперва откуда-то совершенно внезапно появился большой черный внедорожник. Не сбавляя скорости, автомобиль промчался прямо по луже, обдав Михаила грязной водой с головы до ног, после чего проехал еще метров двадцать и остановился. Сперва молодой человек решил, что владелец внедорожника решил извиниться, но, как оказалось, мужчина всего-навсего припарковался возле своего подъезда.

С этого места началось очень неприятное. На высказанные пусть и весьма эмоционально, но все же по делу упреки, автолюбитель сперва отреагировал несколькими короткими, произнесенными жестким тоном фразами, а затем такими же короткими, профессионально поставленными ударами.

– Двоечка, – грустно усмехнулся бариста, – прямой и боковой. Мне, собственно, больше и не потребовалось. Улетел в лужу, хорошо хоть затылком ни обо что не долбанулся.

После того как, придя в себя, молодой человек выбрался из лужи, он прослушал краткую лекцию, из которой узнал, что к старшим надо относиться уважительно, а от едущих по лужам машин держаться подальше. При соблюдении этих нехитрых правил в будущем и одежда, и челюсть больше не пострадают. По окончании лекции молодой человек отправился к себе домой, затаив глубокую и, как ему казалось, вполне обоснованную обиду на обладателя роскошного авто.

Спустя две недели горечь этой обиды немного поутихла, но вовсе не стерлась из памяти, а потому когда, возвращаясь домой с двумя бутылками водки, Михаил увидел стоящий во дворе соседнего дома Лэнд Крузер, угасшие было эмоции вспыхнули с новой силой. Убедившись, что на этот раз внедорожник стоит вне поля зрения висящих на ближайших подъездах камер, молодой человек откупорил одну из двух купленных бутылок, сделал для храбрости несколько глотков и вылил водку на машину, стараясь, чтобы хотя бы часть жидкости попала в подкапотное пространство.

Водка оказалось хорошей, да и налита она была удачно. Синеватые язычки пламени заплясали на лобовом стекле и капоте автомобиля, затем почти погасли, впитав в себя все спиртовые испарения, но вдруг взметнулись вверх с новой силой, теперь уже откуда-то изнутри, из моторного отсека. Вскоре густой черный дым вырвался из радиаторной решетки и взвился в ночное небо. Отбежавший метров на пятьдесят в сторону Барковец удовлетворенно улыбнулся. Его жажда мести была полностью удовлетворена.

Оставаться и дальше на месте пожара было опасно, а потому, взглянув еще раз на полыхающий Лэнд Крузер, молодой человек вернулся домой, где в гордом одиночестве с наслаждением отпраздновал торжество справедливости.

– Скажите, Михаил Юрьевич, вы идиот? – уточнила Крылова.

– Почему? – Барковец обиженно поджал губы. – А что, вы бы в такой ситуации не хотели отомстить? Сейчас, знаете, такие уроды есть, они и женщину могут в нокаут отправить.

– Я не об этом, – вздохнула Вика, – то, что вы сделали с машиной, это, конечно, не очень правильно, хотя, – она на мгновение представила себя лежащей посреди огромной лужи, – в общем, следственный комитет такими делами не занимается. Это подследственность МВД. Но речь сейчас о другом. О чем вы думали все это время, когда рассказывали нам сказки о том, что были весь вечер дома? Вы понимаете, что если человек соврал представителю следственных органов, то и всем остальным его показаниям, какими бы правдивыми они не были, могут не поверить? Вы понимаете, что вас могут осудить за убийство?

– Но я же не убивал, – с некоторым недоумением отозвался Михаил, – я был уверен, что вы разберетесь. А про эту историю с машиной говорить побоялся. Она-то ведь точно была.

– А вот это я пока знаю только с ваших слов. И этим словам имею полное основание не доверять. О том, что в соседнем дворе сгорела машина, вы могли узнать на следующий день или еще позже. Даже наверняка позже, иначе тогда вы бы сразу рассказали мне эту душещипательную историю. А теперь вы просто-напросто пытаетесь придумать себе алиби, но ни я, ни, что самое главное, суд, в ваши придумки верить не обязаны.

Произнося этот монолог, Вика как можно сильнее наполнила его торжествующе-мстительными интонациями. Может быть, теперь до этого идиота все же дойдет, что подследственный должен говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Особенно в том случае, если он невиновен.

– Но ведь вы мне