Открыв крышку большого, он стал приподнимать вещи, заглядывая под них, и заметил угол толстого конверта. Вытащил его и взвесил в руке. Конверт был тяжелый, плотно набитый. Письма от сестры Джудит? Или те, что он писал ей, когда упоминал сказочного великана?

Инспектору Блевинсу это понравилось бы.

Он сел на пыльный пол, положил конверт на колени и стал рассматривать. Ни адреса, ни почтовых отметок, ни имени. Открыл конверт и, заглянув в него, еле сдержал восклицание, увидев толстую пачку газетных вырезок, потом осторожно достал несколько и сразу же увидел, о чем они — о катастрофе в океане.

Они были подобраны по порядку, по датам — первые об отплытии «Титаника», как произошла трагедия, дальше шли списки пропавших, погибших, выживших. Доктор Стивенсон был прав — больше походило на наваждение, чем на обычный кратковременный интерес к катастрофе мирового масштаба. Слишком большая и кропотливая работа была проделана. Были и фотографии радостно улыбавшихся лиц тех, кто поднялся на корабль, а потом этот ужас — открытые гробы в Ирландии.

Трагическая скорбная коллекция.

Он снова заглянул в чемодан, нет ли там еще чего-нибудь интересного, прощупал вещи, приподнимая их, и вдруг увидел на дне фотографию в рамке — один угол ее был перевязан траурной лентой. Он достал ее и стал рассматривать. На фотографии была молодая женщина — она стояла рядом с лошадью, освещенная солнцем, со сверкающими волосами, и улыбалась. Судя по шляпе, которую она держала в руке, и покрою ее платья, она была вполне обеспеченной.

Но кто она? Это была фотография, которую отец Джеймс оставил для Мэй Трент? Сходства между ними не было. Равно как и с Присциллой Коннот. Ратлидж знал лишь нескольких женщин в Остерли. Умершая жена Фредерика Гиффорда? Дочь доктора? Кто-то из юности священника?

«Посмотри на обороте», — посоветовал Хэмиш, и Ратлидж перевернул фотографию и вытащил из рамки. Там была дата 10 июля 1911 года и надпись, в самом углу, чтобы не портить снимка: «С благодарностью. В.»

В. Виктория? Тогда это имя было популярно — имя последней королевы. Потом стало Мария, действующей королевы. Вера? Вивиан? Вероника, Вирджиния, Вайолет?

Он перебирал имена на букву В.

Может быть, Блевинс поможет или миссис Уайнер.

Но если подумать…

«Я бы не спешил ее показывать кому-то», — откликнулся на его мысли Хэмиш.

Ратлидж встал с пола и нашел плоскую кожаную потертую папку в углу на стуле без сиденья, затянутом паутиной. На ней был толстый слой пыли, ручка с одной стороны оторвана, но выбирать не приходилось. Ратлидж последний раз оглянулся на весь этот хлам, собранный бывшими владельцами по принципу — жалко выбросить, которым обычно забиты чердаки и верхние комнаты домов. Философия одна — вдруг пригодится. Они так и лежали здесь невостребованными от поколения к поколению. Судя по слою пыли и паутине, даже миссис Уайнер редко сюда заходила.

Наверное, отец Джеймс рассчитывал на это, спрятав свои вырезки в чемодан на чердаке. Ратлидж стряхнул пыль с папки, чихнул от поднявшегося облачка пыли и заметил, что угол папки проеден мышами.

«Человеческие отходы иногда годятся другим существам», — заметил Хэмиш. Ратлидж засунул вырезки и фотографию в папку, щелкнул застежкой. Потом еще раз ощупал дно чемодана, даже залез под рваную подкладку. Ничего больше не нашел, уложил обратно вещи, захлопнул крышку и стал спускаться.

Он застал миссис Уайнер в дверях кухни, она беседовала с угольщиком. Его фартук, покрытый черной угольной пылью, был под цвет его глаз, а большой нос картошкой соответствовал мощной груди и широким плечам.

На столе стояли чашки, на плите большой чайник с кипятком, из носика шел пар. Тарелка с сэндвичами была прикрыта белоснежной салфеткой, чтобы они не засохли. Угольщик взглянул на внезапно возникшего на кухне Ратлиджа, и на лице его отразилось разочарование.

— Миссис Уайнер, я пока закончил. Взял некоторые бумаги, потом верну, — сказал Ратлидж.

— Бумаги? — Экономка с беспокойством взглянула на папку.

— Старые вырезки из газет. Все помечены довоенными датами. Я взгляну на них, прежде чем вы упакуете их вместе с остальными вещами отца Джеймса. Никогда не знаешь, что можно обнаружить среди старых вещей.

Миссис Уайнер была в замешательстве, думая о границах своей ответственности за имущество в доме, и Ратлидж добавил, чтобы ее успокоить:

— Они касаются не церковных дел, в них идет речь о корабельной катастрофе. Может быть, вы уже видели их у него на столе? Это было его хобби? Он изучал морские происшествия?

Ратлидж не хотел уточнять, потому что угольщик слушал его, не скрывая своей заинтересованности, и довольно беззастенчиво ловил каждое слово.

— Я никогда не видела у него ничего подобного на столе!

Прежде чем миссис Уайнер попросила взглянуть на бумаги, угольщик выступил вперед:

— Простите меня, сэр. О корабле, вы сказали? О том, что утонул в двенадцатом? — Его огромные руки, с въевшейся навсегда угольной пылью, мяли фартук, он смущался, как будто не привык начинать разговор с господами, когда его не спрашивают.

— Да, насколько я понял, там есть вырезки о «Титанике», — насторожился Ратлидж.

— Могу я сказать словечко, сэр? — На лице угольщика появилась робкая улыбка. — Моя дочь неплохо устроилась в Лондоне. Отец Джеймс, храни Боже его душу, спросил, не может ли она оказать ему маленькое одолжение, он послал ей двадцать фунтов, чтобы она покупала все лондонские газеты и вырезала из них что найдет о гибели корабля и всех последующих новостях. Он хотел знать буквально все, до мелочей. И она вырезала заметки и отсылала ему почтой, сэр, каждую неделю.

Ратлидж открыл папку и выложил на стол часть вырезок:

— Эти?

Угольщик подошел ближе, наклонился, всматриваясь.

— Не удивляюсь, хотя сам их никогда не видел. Джесси пересылала их прямо в дом настоятеля. — И, помолчав, добавил: — А когда был торпедирован другой корабль — «Лузитания», дочь написала ему и спросила, не хочет ли он собрать вырезки из газет об этом. Но он поблагодарил ее и сказал, что с него достаточно трагедий. Его слова.

— И как вы считаете, это было просто временное увлечение, именно «Титаником»?

— Со мной он никогда не говорил об этом корабле! — Миссис Уайнер была явно обижена, что ее обделили вниманием. — В Англии тогда все говорили об этой трагедии, и я помню, что отец Джеймс сказал лишь несколько слов, выразив глубокое сожаление.

— Вы видели письма, которые приходили к нему из Лондона?

— Как правило, отец Джеймс сам забирал почту. Но вы понимаете, если бы он считал это важным, он просил бы меня об этом позаботиться. — Она посмотрела на вырезки. — Я бы ему разложила их по порядку и наклеила в альбом, если бы он попросил. Не похоже на него, странно, что он не сказал мне.