— Дверь была закрыта. — Голос Ваника тоже зазвучал ожесточенно. — Его руки и кинжал были в крови. Это сделал он. Вне всяких сомнений.

— Не минуты не верю! И я не желаю оставаться тут и выслушивать эту ложь! Мне не нужны твои деньги и твое вино! Тавис не убийца!

Кадел резко повернулся на каблуках и начал подниматься по лестнице.

— Вот и хорошо! — прокричал хранитель погребов ему вслед. — Проваливай отсюда! И больше не показывайся мне на глаза, кергский выродок! Байан бы побрал всех вас, чтоб вы сгнили в Подземном Царстве!

Когда Кадел вышел из подвала, кухонные слуги уставились на него с нескрываемой злобой. Несомненно, они слышали его перепалку с Ваником. Несколько мгновений он с вызовом смотрел на них, а потом нарочито медленно вышел из кухни во двор.

Двое стражников остановили Кадела у северной караульни, угрожающе размахивая мечами и глядя на него с такой же ненавистью, с какой смотрели слуги на кухне.

— Куда идешь, кергский выродок? — спросил один из них.

— В город. Моему герцогу нужны успокоительные травы. А он не доверяет здешнему аптекарю.

— И правильно делает, — сказал другой мужчина. — Лично я скормил бы ему немного болиголова. Тогда бы он надолго успокоился.

Кадел внутренне напрягся. Он знал, что может справиться с обоими, хотя вооружен всего двумя санбирийскими кинжалами. Но тем самым он бы только испортил дело: простые слуги не славились умением владеть кинжалами. Нет, если бы они захотели сорвать на нем злость, ему ничего другого не оставалось бы, кроме как снести побои.

К счастью, страх перед возможным гневом Кентигернского герцога оказался сильнее жажды мести.

— Иди, — наконец холодно сказал первый стражник. — Желаю аптекарю напутать со снадобьями.

Он торопливо прошел через наружный двор к восточным воротам, повторяя свой вчерашний путь. Как накануне стражники у внутренних ворот пропустили Кадела без вопросов, когда он шел в замок, так теперь часовые у наружных ворот не стали его задерживать — лишь осыпали издевками.

Выйдя на извилистую дорогу, спускавшуюся с вершины холма к городу, Кадел сразу почувствовал себя в безопасности. Он намеревался провести остаток дня на рыночной площади Кентигерна, а потом покинуть город с группой торговцев — для пущей надежности. Тем самым он уменьшал риск привлечь внимание стражников. Но даже после этого дело нельзя было считать законченным. Ему еще предстояло переправиться через Тарбин и добраться до города Нолтьера, расположенного на юге Анейры. Однако по сравнению с тем, что он уже сделал, это все казалось пустяком. Главную часть задания он выполнил успешно. В очередной раз.

Кадел должен был чувствовать удовлетворение. Это было действительно трудное задание, более сложное, чем другие, и более опасное. Он не сомневался, что получит за него больше, чем за предыдущую работу.

Однако он испытывал смутное беспокойство. И не понимал почему. Кадел несколько раз прокрутил в мозгу все свои действия и пришел к выводу, что ничего не упустил из виду и не допустил никаких ошибок. Все происходило в точном соответствии с планом. Можно даже сказать, что судьба улыбнулась ему. Как иначе можно было объяснить его встречу с Ваником и легкость, с которой он вручил отравленное вино Тавису и Бриенне? Как ни странно, боги помогали ему.

Но все же тревога не покидала Кадела, следуя за ним по пятам, точно тень. Несмотря на приятные мысли об успешном завершении дела и ожидавшей его награде, он вдруг почувствовал, как волоски у него на шее встают дыбом, словно рядом ударила молния. Он бросил взгляд через плечо, почти ожидая увидеть позади целый отряд кентигернских стражников, пустившийся в погоню за ним. Дорога была пуста. Прокляв свою глупость, Кадел скорым шагом пошел дальше, уставившись себе под ноги. Пора бы уже соображать получше. Он часто предупреждал Джедрека, что в подобных обстоятельствах оборачиваться назад нельзя ни в коем случае. Таким образом только привлекаешь к себе внимание.

— Дурак! — тихо пробормотал он. — Успокойся!

Спуск закончился, дорога вывела на городские улицы, и Кадел ускорил шаг, надеясь забыть на оживленной и шумной рыночной площади о страхе, столь неожиданно охватившем его душу. Однако он ясно чувствовал: что-то неладно.

Казалось бы, до боли знакомый вид темницы Кентигернского замка не должен был так уж страшно потрясти Тависа, поскольку навязчивые воспоминания о предсказании преследовали его весь последний месяц. Но, объятый смятением и ужасом, с утра он даже не вспомнил о пророчестве Кирана, пока стражники не втащили мальчика в тюремную башню и не открыли дверь, которая вела в темницу.

Сначала в нос ударили запахи: испражнений и мочи, блевоты и болезни. Тавис содрогнулся в мучительном приступе рвоты, но все содержимое желудка он уже оставил на постели в своей комнате. Потом он услышал крики — не боли и даже не муки. Безумные вопли человека, лишившегося рассудка в заточении. Тавис отпрянул назад, попытался вырваться. Но стражники Андреаса крепко держали арестованного и смеялись, буквально волоча его по выщербленным ступеням в темноту. Еще до того как глаза привыкли к полумраку, Тавис понял, что именно эту тюрьму он видел в палатке предсказателя. Он узнал маленькое зарешеченное окошко под самым потолком и по расположению оного понял, к какой стене его прикуют. Он даже ожидал удара, который разбил ему правую скулу, хотя никак не мог предотвратить его.

— Это тебе за леди Бриенну, ублюдок! — сказал мужчина. Слова тоже показались странно знакомыми, хотя в видении, явленном Кираном, не было никаких стражников.

Мужчина еще несколько мгновений свирепо смотрел на Тависа, словно раздумывая, ударить ли еще раз. Но потом круто развернулся и ушел прочь, уводя за собой остальных стражников. Железная дверь с лязгом захлопнулась, и под каменными сводами темницы прокатилось эхо, похожее на грохот штормовых волн, бьющихся о скалы.

Когда Тавис и стражники спустились вниз, вопли прекратились, но теперь они возобновились с новой силой, словно безумный узник только и ждал, чтобы захлопнулась дверь. Мальчик не видел узника; похоже, крики доносились из другой камеры, расположенной дальше от лестницы. Вероятно, из камеры смертников. В кергской тюрьме тоже были такие камеры, где заключенные умирали медленной смертью, лишенные пищи, воды и даже света. Молодой лорд громко попросил несчастного замолчать, но узник не услышал, или проигнорироват просьбу, или вообще уже ничего не понимал.

Тавис закрыл глаза, и ему показалось, будто вся тюрьма ходит ходуном и кружится, словно он находится на палубе корабля, пляшущего на волнах океана Амона. Ноги у него подкашивались, желудок мучили спазмы. Он попытался сесть, но обнаружил, что короткие цепи не позволяют принять более или менее удобную позу. Он мог присесть на пол, прислонясь спиной к стене, но не мог опустить руки ниже уровня плеч или вытянуть ноги. Все же Тавис был слишком измучен, чтобы снова встать на ноги, и потому остался сидеть в нелепой позе на грязном каменном полу, похожий на брошенную тряпичную куклу.