Вскоре ей попался еще один снимок Ханта и Анджелы. Он был сделан на церемонии вручения наград американской кинокритики, и Талли порадовалась, что не пошла туда, хотя ее и приглашали. Всем, кто спрашивал, почему она отсутствовала на церемонии (а в числе этих людей была и Макс), Талли отвечала, что у нее летят все графики и она должна спешить, чтобы не выйти из бюджета, но на самом деле она просто боялась встречи с Хантом. То, что Макс не видела этой фотографии, которую напечатали почти все газеты, было настоящим чудом. Талли предполагала, что дочь либо готовится к экзаменам, либо проводит время с друзьями, к тому же на таблоиды Макс никогда не обращала внимания. Как бы там ни было, Талли испытывала облегчение, что случай избавил ее от необходимости объясняться с дочерью по телефону.

Пожалуй, единственным, чего Талли ожидала с нетерпением, был перерыв в съемках, во время которого она собиралась слетать к Макс. Они не виделись уже довольно давно, и Талли успела соскучиться по дочери. К счастью, когда они перезванивались, голос Макс звучал бодро; похоже, в Нью-Йорке ей нравилось. Талли знала, что у нее много друзей и новый бойфренд, и тихо радовалась за дочь. Свое решение рассказать ей о Ханте только при личной встрече она менять не собиралась: для Макс случившееся тоже означало серьезный жизненный кризис. Так она и сказала отцу, который настаивал на том, чтобы она сообщила все дочери как можно скорее. Иначе, говорил Сэм, она узнает новости из каких-то других источников и может рассердиться на мать за то, что она так долго от нее это скрывала. Но вот наконец Талли собралась в Нью-Йорк, и старый юрист вздохнул с облегчением. За внучку он переживал не меньше, чем за дочь.

* * *

Шла последняя неделя перед перерывом в съемках, когда Джим Кингстон решил наконец позвонить Бриджит и договориться о встрече. Как ни странно, на нее не произвело ни малейшего впечатления то, что Джим представился сотрудником ФБР: Бриджит без колебаний заявила, что у нее много работы и она не может уделить ему ни минутки. Она помнила, как Талли говорила, что обращалась в ФБР по поводу пропавших денег, которые, по ее мнению, присвоил Хант. По ее словам, впрочем, выходило, что она сделала это только для того, чтобы лишний раз припугнуть неверного любовника, поэтому звонок агента Бриджит не удивил и не насторожил, однако и выкроить время для встречи с ним она тоже не спешила. В конце концов Талли сама сказала, что это пустая формальность и что в первую очередь им обеим следует сосредоточиться на финальных съемках.

— Через несколько дней у нас перерыв, — сказала Бриджит Джиму. — Поэтому в ближайшее время я буду очень занята. Мне приходится постоянно быть с мисс Джонс на площадке.

— Тогда давайте встретимся на будущей неделе, как раз во время перерыва. Вы ведь будете посвободнее? — невозмутимо предложил Джим.

Он умел заставить собеседника почувствовать себя раскованно, а потом захватывал врасплох неожиданным вопросом. Впрочем, чаще бывало и так, что расслабившийся свидетель или даже подозреваемый сам выдавал ему ценную информацию.

— Мне очень жаль, но как раз на будущей неделе я собираюсь отправиться в небольшое путешествие, — отрезала Бриджит. — Попробуйте позвонить мне, когда я вернусь.

Услышав эти слова, Джим едва не рассмеялся. Насколько он знал, очень немногим хватало мужества — или наглости — сказать агенту ФБР «попробуйте позвонить мне, когда я буду свободен». Сам Джим привык, что большинство людей старается ему не возражать, но Бриджит, как видно, к этому большинству не относилась.

— Я, конечно, могу позвонить, когда вы скажете, — сказал Джим со смехом. — Но поскольку речь идет о пропавших или украденных деньгах мисс Джонс, давайте попробуем встретиться завтра… — Его слова звучали непринужденно, но на самом деле они не оставляли Бриджит никакого выбора. Был, правда, еще один вариант, и Джим не преминул его озвучить: —…Или сегодня. Я уверен, что мисс Джонс будет очень рада, когда узнает, что вы пошли нам навстречу. Если хотите, я могу сам ей позвонить.

Последовала короткая пауза, потом Бриджит сказала сквозь зубы:

— Нет, лучше завтра.

По ее интонации Джим догадался: она изо всех сил старается дать ему понять, что предпочла бы заняться более интересными делами.

— Значит, завтра в полдень на площадке, — подвел он итог. — Или мне лучше подъехать к вам?

— Подъезжайте ко мне домой в семь, — решительно сказала Бриджит.

Ей очень хотелось оставить последнее слово за собой, к тому же в ее планы не входило встречаться с фэбээровцем на съемочной площадке, где было слишком много посторонних глаз. Что, если кто-то из съемочной группы решит, что ФБР явилось по ее душу?

А Джим был очень доволен тем, как ему удалось повернуть дело. Бриджит только воображала, что командует здесь она. На самом деле Джим очень ловко заставил ее действовать так, как ему хотелось. В конце концов, надо же ему взглянуть, как живет главная подозреваемая.

На следующий день, ровно в семь часов вечера, Джим и Джек Спрэг были у ворот особняка Бриджит на Малхолланд-драйв. Это был очень красивый старинный особняк, перестроенный в соответствии с требованиями современной моды — с большим садом и бассейном. На подъездной дорожке стоял сверкающий «Астон Мартин».

Джим нажал кнопку звонка. Он был в темном костюме, который надевал на работу, и даже при галстуке, что для Лос-Анджелеса было довольно необычно. Бобби всегда говорил, что костюм и галстук делают его похожим на хрестоматийного полицейского-неудачника, но Джим считал, что костюм придает ему солидности. Сыну он отвечал, что сотрудник ФБР не должен допрашивать подозреваемых в цветастых «бермудах» и в футболке, иначе преступники не будут испытывать никакого уважения ни к нему самому, ни к организации, которую он представляет.

Когда Бриджит открыла дверь, на ней было коротенькое платье от Баленсиага. Джим, правда, не мог бы с ходу определить производителя, зато он сразу понял, что платье стоит недешево, к тому же оно ей очень шло. На руке Бриджит поблескивал массивный золотой браслет с россыпью мелких бриллиантов, а в ушах — небольшие серьги-«гвоздики» с бриллиантами, которые она любила больше других. Длинные светлые волосы Бриджит были распущены и падали на плечи тяжелой волной, на ногтях рук и ног поблескивал яркий лак. Умело наложенный макияж нисколько не бросался в глаза, подчеркивая ее высокие, безупречной формы скулы, бедра были длинными и стройными, а пышный бюст невольно притягивал взгляд. Казалось, Бриджит только что сошла с обложки журнала «Вог» — такой она была ухоженной и сексуальной. Для любого мужчины она выглядела как вожделенный приз, хотя ей и было уже под сорок. Впрочем, в это все равно никто бы не поверил — на вид ей было двадцать пять и ни минутой больше.

Бриджит сумела произвести впечатление даже на Джима. Что касалось Джека Спрэга, то он вовсю глотал слюнки.

Когда агенты представились и предъявили документы, Бриджит отступила в сторону, давая им пройти. Уже в прихожей Джиму бросились в глаза изящные сводчатые потолки и старинные хрустальные светильники. Вдоль стен стояла антикварная мебель, но на полу лежал модерновый круглый ковер, а над лестницей висела современная картина, написанная в абстракционистской манере. Обставленная с не меньшей роскошью гостиная, куда Бриджит провела гостей, выходила окнами в сад. За стеклами поблескивал на солнце небольшой декоративный пруд, который Джим разглядел не сразу.