Нацисты, акцентируя внимание на расе, сделали ошибку в формировании образа истинного арийца. На первое место ставились физиологические признаки, характер жесткого, неукротимого, непобедимого воина, физическое развитие и верность партийным идеалам. Именно идеология, отбор по верности идеалам, публичным клятвам делу рейха, громким заявлениям, а не конкретной работе, преувеличение роли военных привело в сороковых годах к резкому падению уровня образования, росту коррупции и снижению социальной защищенности рабочих. Явление временное, немцы быстро разобрались в ситуации и выправили положение, для этого им пришлось провести пару масштабных чисток, внести поправки в официальную идеологию.

Нехорошо повлияли на ситуацию межклановые войны, излишняя независимость партийных бонз, попытка поставить науку под партийный и расовый контроль. Советский Союз в свое время отказался от партийного контроля над народным хозяйством, немцы – нет. В результате у них существует ситуация двоевластия, вмешательства в хозяйственные вопросы идеологической составляющей. Не получивших профильного образования, в общем-то, людей.

– Полезная лекция, спасибо, Сергей Павлович. А у нацистов есть шанс исправиться?

– Шанс на исправление есть у всех, – поднял палец завлаб. – Гюнтер Кауфман – молодой, энергичный товарищ, был в руководстве молодежным движением. Если его политика отказа от наиболее одиозных форм расовой политики, перестройки отношений в Европе и сокращения армии не приведет страну к краху, Германия сделает еще один шаг к настоящему социализму.

– Я считала, что Кауфман политик прагматичный и под видом либерализации уводит свою страну с передовой в тыл, за счет сокращения расходов готовит промышленное перевооружение, – сказала Евгения Викторовна.

– А на линию фронта, на передовые позиции пришлось вместо немцев выдвинуться нам, – отозвался Александр. – У нас возникли проблемы с европейцами, обострились отношения с США, мы были вынуждены усилить наши передовые базы и занять позиции в Ирландии.

– Не так уж и велики наши расходы, усиление произошло за счет частей из европейской части Союза, – заметила Евгения Викторовна. – Оборонный бюджет не изменился.

– Поговорили о политике, и стало ясно, что в Польше не так все сложно, как на мировой арене, – усмехнулся завлаб.

Он-то политикой интересовался, читал не только газеты, но и специальные аналитические статьи отечественных политологов. Почитывал и зарубежные издания. Маленькое хобби, отличавшее Сергея Павловича от остальных сотрудников института, зачастую вообще не знавших месторасположения ларьков «Союзпечати» и интересовавшихся международным положением, только если это относилось к разрабатываемой теме.

– Польша, бывшая Польша, а ныне генерал-губернаторство это один из элементов европейского раздела мировой политики, – констатировала Евгения Викторовна. – Заговорились мы, товарищи. Пора обедать, а после отдыха у меня по плану легкая гимнастика.

Возражений не последовало. Восстановление ментата после сеанса – дело святое, оно даже не обсуждается. График реабилитации каждый составляет себе сам, и только изредка приходится привлекать врачей. Бывали в институте такие случаи, когда заработавшегося человека насильно высылали в санаторий или военным самолетом забрасывали на Алтай. А что? Поездом долго, а тургруппа уже скомплектована и уходит на маршрут через два дня. Врачи же назначили человеку именно пеший переход по алтайскому предгорью.

Вечером Женя пришла домой отдохнувшей и посвежевшей. Глаза молодой женщины светились бесовским огнем. Домашняя работа спорилась. Дети умыты, накормлены и отправлены кто спать, а кто гулять. Вернувшийся из столярной мастерской Валера только головой покачал при виде легкой радостной улыбки на личике жены.

– Такое чувство, что ты на работе отдыхала, – рассмеялся он, когда перед ним поставили тарелку тушеной говядины с картошкой, а рядом, как по волшебству, появились горшочки со сметаной, соленьями, помидорной закуской.

Вечер они провели семейно, гуляли по парку, прошлись по тихим, застроенным финскими домиками улочкам на окраине города, спустились к морю. Вдыхая свежий воздух, подставляя лицо дующему с залива ласковому прохладному ветерку, Женя думала: какое это счастье жить в свободной стране, в небольшом приморском городке, дышать свежим воздухом и знать, что будущее принадлежит тебе.

Непривычно. Раньше такое считалось само собой разумеющимся. Раньше, до знакомства с материалами по колониальной политике Германии на своей восточной окраине. Просто удивительно ощущать разницу, глубочайшую пропасть между гражданином Советского Союза и гражданином второй категории Великого рейха. Первый не понимает, что такое быть ущемленным в правах, не иметь возможности дать своим детям образование, выехать за пределы своего региона, всегда и во всем уступать любому представителю высшей расы. А поляк уже забыл, что такое знать, что будущее есть, быть хозяином своей судьбы, глядеть на мир трезвым спокойным уверенным взглядом свободного человека.

Ночь супруги Петровы провели совсем как молодожены. Женечка пылала страстью и нежностью, ну а если молодая, красивая, умная женщина хочет, то… мужчина будет настоящим мужчиной.

Под утро Жене опять приснился страшный сон. На это раз ей привиделся Ленинград. Не привычный нарядный чопорный имперский город с одетыми в гранит набережными, широкими прямыми проспектами, затопленный потоками транспорта и затянутый в кольцо новостроек. Нет. Зима. Безлюдные улицы. Застывший посреди Лиговского разбитый трамвай. Заклеенные бумагой крест-накрест глазницы домов. Затянутые маскировочными сетями, закамуфлированные деревянными щитами дворцы. Вмерзший в лед на Неве эсминец с расчехленными, направленными в сторону моря орудиями.

Запомнились зенитки на перекрестках. Свернувшееся у парадного тело замерзшего человека в ватнике и бабьем платке. Сыплющийся с неба снег. Дребезжащая полуторка с сидящими в кузове бойцами в старой, тридцатых годов, форме. Люди измождены, черты лиц заострились, под глазами мешки, но глаза горят холодным неукротимым огнем.

Посреди сна вспомнилась импровизированная лекция Сергея Павловича. Истинные арийцы. Да, именно такие глаза – ледяное пламя серо-стального цвета, прожигающее насквозь альпийский гранит – и должны быть у тех самых арийцев из полубезумных пророчеств Гитлера. Но тогда почему эти люди в советской форме? И почему точно такие же глаза у матросов на палубе эсминца? Почему? Почему? Почему?

Очередь. Десятки людей выстроились перед дверями магазина. У дверей стоят двое, один в форме НКВД, второй в рабочем ватнике, с винтовкой в руках и красной повязкой на рукаве. Патруль, следят за порядком. Нет, не только – они охраняют хлеб!!! Ножом по сердцу режет жуткий безмолвный крик, тяжкий невыносимый стон умирающего от голода и холода, но не сдающегося города. Жуть! Это невозможно себе вообразить, такого просто не может быть, но это есть. Это есть. Не в нашем мире, но есть. И от этого никуда не деться.

Холодный рассудок ментата выносит вердикт: это все могло быть. Мозг даже во сне работает как часы. Анализ говорит, что сны – это прорыв из иного, не свершившегося мира. Из того варианта истории, который здесь счастливо избежали.