Роман – закончен. Фраза царапнула своей двусмысленностью. Какой из романов – закончен? «Баланс»? Или тот, что…

Марк нахмурился.

Оба.

Роман закончился, и…

…и Полина… закончилась.

Дичь какая-то! С какой стати он это сказал? Ну не сказал – подумал, какая разница! При чем тут Полина?! Девочка, рядом с которой он чувствует себя настоящим Пигмалионом, как она может… закончиться? Нежная, хрупкая, только взглянешь или даже лишь подумаешь – и хочется что-нибудь для нее сделать. Хочется беречь, ласкать, согревать поцелуями… тьфу, пошлость какая! Согревать поцелуями – надо ж до такого додуматься! Может, исписался Вайнштейн, пора на любовные романы переключаться?

Все. Довольно дурацких мыслей. Все это просто усталость. Как всегда. Просто «воскресная депрессия», и ничего больше.

Марк выскочил из квартиры так стремительно, словно кто-то за ним гнался.

* * *

На улице обнаружилось, что день выдался неожиданно веселый, теплый – ну для февраля теплый: ни тебе пронизывающего ветра, ни сыплющей за ворот колкой сухой снежной крупы. Тулуп-то он себе так и не купил! Даже куртки, как у английской королевы, не купил. Марк позаглядывал в какие-то попадающиеся по дороге бутики, но «как у английской королевы» что-то ничего не находилось. Впрочем, он особенно и не искал – сосредотачиваться на покупках не хотелось совершенно. Да ни на чем не хотелось. Только брести сквозь яркий, как будто праздничный (а что? или у него не праздник?) день, не думать ни о чем, читать смешные вывески, наблюдать за встречными кошками и не замечать людей.

Постепенно солнечное сияние сменилось прозрачными синими сумерками, машины зажгли фары, а магазины – световую рекламу. Город, как женщина, менял «натуральный» дневной макияж на броский, вечерний. Ноги хоть и не замерзли, но уже гудели от долгой ходьбы.

За очередным углом переливалась всеми цветами радуги вывеска «Праздник» над невысоким, в две ступеньки, крылечком…

Марк допивал уже второй бокал глинтвейна – правда, в меню он почему-то именовался сбитнем, – когда возле его столика воздвиглась странная пестрая фигура. Обильные складки тонких разноцветных тканей облачали ее… Да, подумал Марк, именно «облачали». Как облако. Облако шевелящихся шалей – ткани висели на фигуре в несколько слоев, как будто одеяния и впрямь состояли из огромных шарфов или шалей. Их было что-то много – может, десять, а может, и двадцать. И все они колыхались, шевелились, точно сами по себе. Нет, не так. Облако шелестящих шалей. Хотя шелеста как раз никакого не было, скорее звон и отчасти даже погромыхивание, издаваемые многочисленными бусами, цепочками, браслетами и бог знает еще какими странными штуковинами, там и сям свисающими среди «облачных» складок. Даже в волосах – длинных, пепельных, кое-где заплетенных в тоненькие косички – были пристроены какие-то шнурки и бусины. Казалось, что шнурки и бусины не прицеплены к пепельным прядям, а вырастают из них.

Крошечное обезьянье личико почти терялось посреди всего этого… великолепия. Только глаза – серые, очень светлые и как будто затуманенные – сияли неземным восторгом. Ей-богу, Марк так и подумал – неземным восторгом!

– Это я! – сообщила фигура. – Ну я, Эдита, – пояснила она, не увидев на лице Марка ожидаемого, вероятно, узнавания. Голос у нее, кстати, был совершенно обыкновенный: не какое-нибудь демоническое контральто или, наоборот, пронзительный ледяной фальцет, а невнятное, незапоминающееся не пойми что.

– Пьеха? – глупо спросил Марк, среагировав на «Эдиту» единственно возможным образом. Ну в самом деле – в этой стране имя Эдита вызывает у человека только эту ассоциацию.

Фигура, однако, словно бы удивилась:

– Почему Пьеха? Скорнякова. Эдита Скорнякова. Вы забыли? Вы же сами меня пригласили. Сказали, что пора уже как следует познакомиться.

Марк не то чтобы испугался, но все же несколько насторожился – сумасшедшая, что ли? Разумеется, среди поклонников такие встречаются. Еще и поактивнее бывают. Эта еще ничего, вроде смирная. Только как-то очень уж уверена… или уверенна?.. Ну да как бы там ни было, надо с ней поосторожнее. А то вдруг журналистка…

– Прямо так и сказал? – пробормотал он с некоторой долей сомнения в голосе.

– Ну то есть написали, конечно! Мы сколько уже с вами переписываемся! На форуме Вяземского, в привате, вы сами меня туда пригласили! Вы говорили, что я удивительно глубоко понимаю… что это очень для вас важно…

Пресловутый «форум Вяземского» создала, с Ксюшиной подсказки, Татьяна. Очень, сказала, современно: денег три копейки, а реклама (пиар, точнее) – у-у-у какая! Марк туда и не заходил ни разу, как-то все эти интернет-сообщества казались ему… искусственными, что ли? Ну как «ароматизатор, аналогичный натуральному»: вроде и апельсином пахнет, а – не то.

Продолжая рассказывать про глубокое понимание и прочее родство душ, девица опустилась в кресло напротив Марка. Шали – или из чего там состояли эти дикие одежды? – взметнулись, опали, свисающие углы разлеглись на полу живописным веером. Но незваная гостья не удостоила сие мелкое обстоятельство своего внимания – мы, возвышенные души, реем в небесах, не снисходя до скучной земли, – она продолжала говорить. Нет, не говорить – вещать.

Вот кого она напоминает, подумал Марк, – пифию! Или, может, медиума… Вот только голос подгулял, запредельности маловато, а интонации как раз те: какая может быть окружающая действительность, отстаньте, у меня сеанс связи с Космосом. Ну или в данном случае – с объектом «глубокого понимания». Правда, Марк совершенно не помнил никакой «глубоко понимающей» Эдиты.

Нет, но это же прекрасно – Эдита Скорнякова. Фрося Бурлакова, блин! Господи, откуда такие идиотки берутся? – и ведь жила как-то, не убил никто до сих пор. Как бы это уйти-то поаккуратнее…

Он вытянул из кармана телефон, потыкал в кнопки – под столом, чтобы странная девица не видела – нашел настройку звонка… Д-р-р-р-р-р-р!

Вежливо, как бы извиняясь за необходимость отвлечься, кивнул девице, поднес телефон к уху, побормотал с минуту:

– Да-да… непременно… где?.. постараюсь… – и «отключился».

– Очень жаль, – сообщил он «облаку», растянув губы в самую печальную из возможных улыбок, – мне нужно торопиться.

Бросил на стол деньги – довольно много, уж точно больше, чем вышло бы по счету, – и, стараясь идти спокойно, уговаривая себя не ускорять шага, двинулся к выходу из кафе. Не оглядываясь, но, пожалуй, всерьез или почти всерьез опасаясь «погони». Спине было зябко, точно в нее тянуло мощной струей сквозняка. Ветер космических пространств, сердито подумал Марк, но шаг все-таки сумел не прибавить.

«Глубоко понимающая» Эдита, однако, не сделала попытки его остановить или догнать, только проговорила очень растерянно вслед:

– Но как же… Ведь я все сделала, как вы просили…

Уже дома, вспоминая дикую девицу, он подумал почти огорченно: жаль, что про убийство гадалки я уже писал, а в «Баланс» она никак не лезет – такой персонаж пропадает! И какое удовольствие было бы эту «глубоко понимающую» убить…