— А Лиза где? — спросил Зверев Виталия о жене.

Виталий расставлял на столе выпивку-закуску… После вопроса Зверева он замер. Потом, не глядя на Сашку, ответил:

— На Богословском… рядом с Катюшей.

— Как? — ошеломленно спросил Зверев и посмотрел на фото.

Обнорский и Галкин тоже посмотрели с интересом. Жена Виталия несомненно была красива.

— После смерти Катюши она стала выпивать, — сказал Виталий. — Потом, когда нас закрыли, появился и героин… сгорела за три года… Вот так.

— Ну, извини… я же не знал.

— Да чего там! Спасибо ребятам — похоронили по-человечески. Она же все спустила, в ноль. Не только шмотки, телевизор и прочее… Она даже часть посуды продала, часть мебели.

Сели за стол. Помянули, помолчали. Зверев подумал, что смерть Лизы тоже можно занести в счет Анастасии Тихорецкой. Если бы Лысый остался на воле, он не позволил бы Лизе подсесть на иглу.

— Ну, господа, — сказал, перебивая мысли Зверева, Виталий, — мертвым воздали… Пора воздать живым. Так?

Все согласились: так. Пора воздать живым.

— Я, Саша, — сказал Лысый, — на воле уже две недели. Как видишь, успел познакомиться с твоими друзьями… С Андреем и Семеном Борисычем.

— Вижу, — сказал Сашка. — Как же это вы скорешились-то?

— Благодаря Андрею. За что я ему глубоко признателен. Андрей Викторович сам на меня вышел, предложил встретиться.

— Ох, Обнорский, — покачал головой Зверев, — не живется тебе спокойно… Все приключений ищешь, черт хромой?

— За хромого, Саня, могу и в морду, — ответил Обнорский. Вышел из-за стола и лихо сбацал чечетку. Хромоты вовсе не было. — Вот так! — сказал он и подмигнул изумленному Звереву.

— Ай да молодец. Как же это?

— Книжку в Швеции издали, чучело тагильское. Гонорарий, опять же, выплатили… А поскольку его весь я пропить не смог, то пришлось потратить бабки на операцию.

— Сила! «Хромого» беру взад.

— Эт-то правильно, — с ухмылкой произнес Лысый. — Однако продолжим. Пока мы с тобой отдыхали, Семен Борисыч с Андреем провели неслабую работу.

— Какую же? — спросил Сашка. — Вагон водки выжрали?

— Расскажи, Семен Борисыч, — с улыбкой произнес Обнорский.

— В горле пересохло, — заявил Галкин, глядя на бутылку.

— А вот еще говорят, что евреи сплошь непьющие, — сказал Зверев и разлил водку по стопкам.

Чокнулись, выпили. Семен подцепил вилкой кусок селедочки, закусил и солидно ответил:

— Я ж опер… мне выпивать положено. А то как?

— Ну не тяни, Семен. Рассказывай.

И Галкин довольно занудно, со множеством ненужных подробностей рассказал, что…

…они с Андреем люди серьезные. Не то что некоторые шалопаи. И хотя Обнорский, конечно, не мент… И якшался с арабами, что порядочного человека не украшает… но ничего, мужик толковый, и котелок у него варит как надо. В общем, они после отлета одного молодого бестолкового шалопая в Тагил встретились, раскатали, конечно, литрушечку на троих с Прошкой и обсудили, так сказать, сложившуюся ситуацию. А ситуация такая: надо брать за жабры Витьку Чайковского. Но Витьки, козла такого, в Питере не оказалось, и они с Андреем решили провести разработку юрисконсульта… и таки ее успешно провели! Не то что некоторые, которым нельзя доверить даже дело о краже порток…

Пока Семен рассказывал, он несколько раз прикладывался к бутылке, Зверев уже начинал злиться, но Обнорский и Лысый его успокаивали, посмеивались. А Семен продолжал:

— …Да, нельзя доверить даже дело о краже порток. И не надо смотреть на меня глазами как у окуня, когда его вытаскивают из воды… Мы с Андрюшей провели нормальную разработку этого спившегося типа. А с пьяницей как работать? С ним нужно пить! И я, можно сказать, своей печенью это все выстрадал, но с ним в контакт вошел и всю нужную информацию получил… А я таки человек немолодой и себя должен беречь, потому что…

— Стоп! — сказал Зверев. — Стоп, Семен. Пусть уж лучше господин журналист расскажет. А то мы к вечеру до сути не доберемся.

— Не очень-то и хотелось, — обиженно произнес Галкин и налил себе стопку.

Рассказ продолжил Обнорский:

— Семен Борисыч все очень правильно и конкретно излагал, Саша. Но — ладно, докончу я. Семен Борисыч очень квалифицированно вошел с юристом в контакт и, рискуя своим здоровьем, установил доверительные отношения.

— Печенью, — сказал Галкин, жуя бутерброды, — печенью выстрадал.

— И выяснил вот что: наш юрист был влюблен в Анастасию Тихорецкую еще со времен студенчества. Было такое дело, что даже вены себе резал в стройотряде. Я, кстати, проверил. Действительно, был такой случай в «Фемиде». Однако же Анастасия предпочла ему другого — сынка одного номенклатурного работника. Шрамы с возрастом заросли… я имею в виду — душевные. Наш юрист довольно успешно делал карьеру, но тут жизнь так повернулась, что он снова встретился с Настей, Анастасия Михайловна вышла замуж за товарища Тихорецкого и жить переехала к мужу. По иронии судьбы наш герой жил в том же подъезде. Страдал он безмерно. И оказывал Насте знаки внимания. А она ему: но я другому отдана и буду век ему… того. Драма!

Обнорский рассказывал в своей привычной манере, балагурил. Галкин кивал, Лысый слушал невнимательно, подливал Семену Борисовичу водки. Зверев сидел мрачный. Речь-то ведь шла о женщине, которую он любил.

— Так вот… ничего ему там не светило. Хотя наш юрист знал, что не очень сильно верна Настя мужу. Не очень… Были у нее, Саша, мужики. И, добавлю, довольно много. Я провел свою, негласную, проверку и могу назвать как минимум двоих. Извини, тебе, наверно, не очень приятно это слышать, но… Так вот, не давала наша судья народная юристу — и все тут! А в августе 1991-го, когда уже юрист даже и не жил в этом доме, вдруг ему позвонила. Сама, заметь, позвонила.

Зверев напрягся. Именно в августе 1991-го начался его с Анастасией роман.

— …Позвонила. Предложила встретиться, поболтать. И — сбылась мечта идиота! Трахнул-таки Костя Настю, вспыхнуло в нем чувство старое с невероятной силой. А уж она ему мозги запудрила как надо: жизни с мужем нет никакой. Грубиян, мент неотесанный. Только пьет и даже бьет. Полный караул.

Зверев налил себе водки, махнул залпом.

— Юрист предлагал Насте разойтись с Тихорецким и выйти за него. Она колебалась, не говорила ни да ни нет… Но, в общем, давала понять, что это возможно. А юрист сходил с ума… строил разные идиотские планы.

— Ага, — сказал Галкин. — Даже, говорит, была мысль мочкануть Пашу.

— Во! — произнес Обнорский. — Вот таким макаром она Костю довела до того состояния, что он был готов на все. А в самом скором времени эта его готовность понадобилась. Ты понимаешь, Саня, о чем я?