В общем, к моменту, когда к нам подошел генерал Роммель, мы чувствовали себя ничуть не лучше, чем после «горячо любимых» тренировок в центрифуге в Комплексе на Нью-Джорджии.

Видимо, «парадное» выражение, которое я натянула на лицо при виде двигающегося к нам начальства, смотрелось не очень убедительно, так как, галантно поцеловав мне ручку, командующий ВС Лагоса ехидно ухмыльнулся:

– Что, устали? А каково нам, публичным персонам, представляете?

– Ага, – мечтательно пробормотал Шварц. – Лимузины, женщины в вечерних платьях, дорогой коньяк и ежедневная обжираловка на халяву! Адский труд…

Роммель запнулся на полуслове, вытаращился на Гельмута, провожающего взглядом очередную красавицу в чем-то невообразимо воздушном, и расхохотался:

– Гельмут! Вам что, надоела ваша ненаглядная демоница?

– Простите, сэр! А вы в курсе, сколько машин может контролить один лидер-пилот? – поинтересовался Аллес Капут.

– Насколько я знаю, подполковник Волков без проблем справляется с двадцатью.

– Вот!!! Значит, идеальное звено – это один Демон и девятнадцать Демониц. А у меня пока только одна.

– Так! Стоп! Если я не ошибаюсь, то лидер вашего звена – майор Стоун? – улыбнулся генерал.

– Капитан Стоун, сэр! – поправила Бренда.

– Не спорьте с начальством, майор! – хмыкнул командующий и, повернувшись к Гельмуту, добавил: – Значит, в ее звене может быть одна Демоница и девятнадцать… – или сколько она там контролит? – Демонов. Я почему-то уверен, что среди ребят четвертой очереди найдется достаточное количество желающих полетать с такой прелестной девушкой, как Бренда.

– Не найдется, сэр, – притворно вздохнула Горобец. – Ни одного. Ибо на щитах у Бренды… знаете кто? Вот этот гнусный многоженец! Отсюда следует, что любая попытка впихнуть в их звено мужчину заранее обречена на провал. А так как подвергать опасности молодежь Стоун по доброте своей души не будет, вам придется принять эту извращенную гельмутовскую модель.

…Толпа, собравшаяся вокруг нашей компании, перестала ржать только тогда, когда оркестр Гринфилдской консерватории заиграл гимн Независимой Системы Лагос и на трибуну, установленную на небольшом возвышении, поднялся Элайя Фарелл. Мгновенно посерьезнев, мы повернулись к президенту и… растерянно посмотрели на генерала Роммеля.

– Нет, никакого построения не будет… – усмехнулся командующий. – Все будет тихо, спокойно, по-домашнему.

Тот, кто придумал новую концепцию приема, был чертовски талантливым типом – уже с середины приветственной речи президента на лицах присутствующих начали появляться растерянные улыбки, а к моменту, когда на трибуну поднялся генерал Харитонов, зал пребывал в состоянии грогги. Ибо Фарелл не вещал, а говорил. Просто и по существу.

В его речи не было пафоса, пустопорожних фраз и лозунгов. Он не горел праведным гневом по отношению к Циклопам. Не восторгался героизмом защитников системы. Ни к чему не призывал. Не делал эффектных «точек», не произносил подходящих цитат или слоганов. Зато в каждом произнесенном им слове была Искренность. И… чувства. Чувство любви к своей планете и населяющим ее людям. Чувство благодарности к тем, кто пилотировал боевые корабли, управлял погрузочными и заправочными комплексами орбитальных крепостей, корпел над чертежами новых видов вооружений и писал управляющие программы для ремонтных роботов.

Слушая президента, я периодически ловила себя на мысли, что дурею от результатов работы его спичрайтеров: для того чтобы написать такую речь, надо было быть гением. А еще – Человеком. С большой буквы. Ибо благодаря им публика, собравшаяся в зале, вдруг поняла, что победа, одержанная в боях с Циклопами, – не героизм отдельно взятых офицеров, а результат ежедневного кропотливого труда всего населения Лагоса. Поэтому, услышав, что первым человеком, приглашенным на возвышение, стал не какой-нибудь «особо героический» пилот, а обычный программист, сотрудник одного из аналитических центров вооруженных сил, никто не удивился. Наоборот – гости встретили его шквалом аплодисментов. И было с чего – из первых же слов Фарелла стало ясно, что программу, позволившую взять под контроль минные поля Циклопов и с их помощью уничтожить не одну сотню вражеских кораблей, написал именно этот молодой парень, растерянно поднимающийся по ступенькам и судорожно сжимающий и разжимающий кулаки. Во время награждения юноша еле стоял на ногах. А получив один из высших боевых орденов НСЛ, звание почетного гражданина Лагоса и денежную премию в пятьсот тысяч кредитов, сразу же превратился в соляной столп. И догадался спуститься обратно в зал только вместе со следующим награжденным – ведущим инженером какой-то секретной лаборатории, «разработавшим альтернативные системы связи, способные бесперебойно функционировать даже при условиях активного противодействия систем подавления Циклопов». Впрочем, желающих посмеяться над его состоянием не нашлось. Ни одного.

Награжденных было много. Инженеры и врачи, техники наземных служб и повара, сотрудники оперативных служб силовых структур и владельцы предприятий, первыми перестроившие свои производства для военных нужд. В какой-то момент у меня появилось ощущение, что Фарелл подбирал «героев» не просто так. А сделал все, чтобы при виде их счастливых лиц у граждан системы возникла мысль о том, что защита планеты – дело каждого.

На награждение гражданских, вложивших свою лепту в оборону Лагоса, уходило минут по пять. Торжественная речь, показ коротенького голофильма о его работе, пара минут, выделяемых на его ответ, и пауза, необходимая на то, чтобы награжденный спустился с возвышения. Поэтому к исходу третьего часа церемонии, прикинув количество приглашенных, я с ужасом сообразила, что если к награждению военных Фарелл отнесется с такой же добросовестностью, то мероприятие затянется как минимум на сутки. Чего не выдержит ни один даже модифицированный-премодифицированный организм.

Как оказалось, о физиологических потребностях гостей организаторы приема подумали заранее, и к моменту, когда я перестала понимать смысл произносимых с трибуны слов, президент объявил получасовой перерыв. После чего нервно поглядывающий по сторонам народ облегченно устремился к выходам из зала.

Как я и предполагала, вторая часть церемонии оказалась посвящена офицерам Вооруженных Сил. Тем, кто летал, стрелял и развешивал МОВы – в общем, действовал в непосредственной близости к вражеским кораблям. После коротенького обращения президента на трибуну поднялся генерал Роммель, оглядел ожидающих начала его речи гостей, наткнулся взглядом на Вика… и усмехнулся. А через мгновение на большом голоэкране появилась трехмерная модель сектора Циклопов!

Почему-то решив, что командующий ВС решил снять завесу секретности с рейдов в системы кланов Шер’Нар, Саат’Нар и Зей’Нар, я судорожно сглотнула и уставилась на стоящего неподалеку корреспондента «Ньюпорт-Ньюс». Который не мог не связать наши полеты на трофейных кораблях Циклопов с памятным рейдом корветов по системам Конфедерации.

Однако, как оказалось, паниковала я зря – уже с первых слов генерала стало ясно, что модель сектора Циклопов всего лишь иллюстрирует неравенство сил между ВС Лагоса и военной машиной цивилизации Одноглазых. А также героизм флота одной-единственной планеты, оказавшейся способной устоять перед объединенными силами трехсот двадцати девяти обитаемых систем.