Самое правильное сейчас — затаиться, будто его и не было никогда.

— Что с тобой? — спросила Настя, когда он нашел свой «опель» на Конном переулке, возле мечети. — На тебе лица нет.

Жека потрогал себя чуть онемевшими пальцами за щеки и подбородок.

— Да вроде вот оно… Давай я поведу.

— Куда едем?

Вместо ответа Жека рассказал, что он увидел на Кронверкском и поделился с Настей своими соображениями:

— У деда Стаса есть дача в Солнечном, получил еще в советское время от завода. Ничего особенного. Пять соток, маленький домик вроде курятника на две семьи, с отдельными входами. Металлическая печка, электричество с плиткой, вода в колодце. Знаешь, может это и глупо, но, думаю, отсижусь там недельку — полторы с выключенной трубкой. От греха подальше. Пусть пока все уляжется. Никто про это место не в курсе, даже Аббас, который, как я понимаю, очень плотно пробивал меня в самом начале нашего, так сказать, сотрудничества. К тому же, думаю, вряд ли он жив с такими раскладами… Сейчас отвезу тебя домой на Крестовский, потом заскочу к себе на Ленинский, оттуда — на побережье, гулять по дюнам. Жалко, что сейчас не лето. «На недельку, до второго, я уеду в Комарово!» — с искусственным энтузиазмом пропел Жека припев известного советского шлягера.

— Собираешься сбежать от меня? — спросила Настя.

— Это ненадолго, — ответил Жека, ощущая, как при этой мысли постепенно, словно береговая линия при приливе, отступает страх.

В груди возникло странное такое чувство. Что-то вроде жжения.

— Можешь с таким же успехом это время переждать у меня, — предложила вдруг девушка, смотря прямо перед собой.

— Лучше не надо. Извини, — он взглянул на нее. — Не хочу тебя в это впутывать. Мне, конечно, приятна твоя забота. Очень. Но тут, вообще, не понятно, чем все закончится. Шуточки, кажется, кончились. Кругом трупы как на кладбище. Не знаешь, что и думать. Того и гляди — самого в братскую могилу уложат.

Настя помолчала, потом сказала:

— Я могу поднять кое-какие связи. Там вполне серьезные люди. До какой-то степени — это их профиль. Уж охрану они тебе смогут предоставить…

— Не, я пока еще не Уитни Хьюстон, чтобы нанимать телохранителей. Так что спасибо за заботу, но…

— Ну, я смогу хоть приехать к тебе в Солнечное?

— Зачем?

Этот вопрос даже ему самому показался странным и несвоевременным, но он даже замер, ожидая ответа. Каких слов он ждал? Про любовь? Однако Настя опять включила Алонзо из «Training Day».

— Хотя бы потрахаться, — засмеялась она после короткой паузы.

— Слушай, ты когда-нибудь думаешь о чем-то кроме секса? — они стояли на светофоре, и Жека, под иронией пряча разочарование, посмотрел на подругу.

— А что, есть что-то получше?

Сзади посигналили. Жека вздрогнул. Но оказалось, что просто он не заметил, как загорелся зеленый сигнал. Инстинкт ослепленного фарами оленя заставил его замереть на несколько секунд, пока сзади не посигналили во второй раз. Он тронулся с места. Почувствовал, как на его колено легла рука Насти.

— Конечно, — невпопад сказал он. — Я позвоню тебе с другого номера.

* * *

На районе Жека прямо на «опеле» покрутился по мокрым и опустевшим дворам. Пару раз в «карманах» с трудом разъехался с редкими встречными машинами. Все напрасно — на привычных «точках» никого не было. Но на Нейшлотский к цыганам он точно больше не поедет. И что теперь, делать заказ через интернет? Платишь «вебмани», на электронную почту приходит письмо с адресом тайника, куда заложены наркотики, едешь и забираешь, если только тебя не поджидает опергруппа или не кинет барыга. Он уже делал второй круг и начинал терять надежду, когда заметил на пустыре возле одной из многоэтажек какого-то сгорбленного типа, с железной решимостью пробивающегося сквозь сухой бурьян к кирпичному зданию трансформаторной станции. Жека притормозил, наблюдая за ним. Ну, так и есть — освободи от себя генофонд. Героинщик в походе за хмурым. Движения, заторможенные разрушающейся нервной системой и борьбой с зарослями бурьяна. Торчку даже в голову не пришло, что чуть дальше есть тропинка через пустырь.

Жека приготовил деньги на «перец» (какой, интересно, процент бумажных денег в городе уходит на наркотики?), заглушил двигатель, выключил фары. Перепрыгивая через лужи на раскисшей от дождя тропинке, направился к трансформаторной будке, исписанной нехитрыми дворовыми граффити. За будкой росло несколько тополей и была поляна — что-то вроде местного стадиона, загаженного собаками. Почти все листья с тополей облетели. За одну из веток зацепился рваный полиэтиленовый пакет из «О’Кея» — как флаг. В Жекином детстве местные ребята летом играли на поляне в футбол, в «пятнашки», а теперь там, используя будку как укрытие, окопался один из дилеров. Добро пожаловать всем грустным и одиноким.

Чтобы его узнали, Жека не стал накидывать на голову капюшон, а хотелось — на улице было градусов семь — восемь, не больше. Сунув руки в карманы кенгурухи, он подошел к будке в тот момент, когда получивший свой чек нарик отчаливал. При виде Жеки торчок испуганно сиганул через заросли.

— Ты чего шприцмана вспугнул? — услышал Жека голос, а потом из-за угла подстанции показался его обладатель — примерно Жекиного возраста, невысокий, но жилистый, Тёма Мюсли. — Вдруг больше не придет сюда?

За его спиной гудел трансформатор и маячил «сторожевой» — рослый, с охотничьим ножом, демонстративно висящим на поясе, чел по прозвищу Ступня. Откуда у него такая кличка, Жека не знал и знать не хотел, а Тёмино прозвище Мюсли было сокращением от Мусульманина, как сначала его называли за постоянные движения пальцев на руках, будто перебиравшие четки-невидимки, и за то, что он не употреблял алкоголь. Судя по тому, что он регулярно накуривался растой, оправдывая свое прозвище, Тёма не смотрел брайандепальмовский «Scarface» с его лозунгом «Не торчи на собственном товаре».

— Привет, Онегин, — протянул руку Мюсли.

В левой он держал наушники — «клопы» от айпода, в котором, как Жеке однажды рассказывали, самыми частыми гостями были «Rolling Stones» и любимая группа манчестерских работяг «Oasis».

Жека пожал горячую как у гриппозного руку драгдилера. Знал его он на уровне «привет-пока», но вроде как Мюсли был неплохим парнем. В бизнес его привел дядька, который начинал на лихом наркорынке девяностых. Кого в какой капусте нашли, тот той капустой и башляет. Когда дядька сел, Мюсли занял освободившееся место и успешно совмещал торговлю наркотиками с учебой на вечернем факультете в Бонче. Когда его спрашивали, зачем ему высшее образование, он неопределенно отвечал: «Люблю телевидение. За ним будущее. Не будет ни театра, ни книг».

— Что гоняешь? — кивнул Жека на «клопы».

— Звуки ночного города, — улыбнулся Мюсли. — В сети выцепил. Финский электронщик из Тампере. Называется «Heroin And Your Veins», не мог не послушать… Ты за «грязью»?[31]