— Как у тебя с Полинкой? — спросил Жека, когда Горец притормозил этажом ниже.

— Отлично все. Но странная она. Плачет после секса.

— Почему? — удивился Жека.

— Говорит — от того, что хорошо.

Зайдя в квартиру и включив в коридоре свет, Жека огляделся, потом как джунгли Африки отправился исследовать комнату и кухню. На «Треугольнике» он видел анимешную девушку вместе с напарницей. Хотелось бы знать, где она сейчас, или, по крайней мере, быть уверенным, что она не поджидает его за шкафом.

Никого.

В ванной комнате Жека снял джинсы. Устало опустился на краешек ванной. Ему вспомнилось, как год назад они с Пончиком вернулись из Флоренции. Летели через Хельсинки, откуда только под вечер приехали в Питер. Жека завалился отсыпаться, а в три часа ночи ему позвонил Фью. Пончелло (как его всю дорогу на итальянский манер звал Жека) собрал друзей, чтобы раздать привезенные из Италии магниты (которые украл в лавке у китайцев) и продегустировать граппу (которую хотел украсть, но не получилось, пришлось покупать). После пары рюмок он с девушкой, на которую имел виды, поехал прокатиться по кольцевой. Где и попал в аварию. Его пассажирка погибла сразу, Пончика вырезали из машины спасатели, теперь он был в реанимации, и нужно было ехать сдавать для него кровь. На Городской станции переливания крови хмурый врач выкачал из Жеки стакан темно-красной, похожей на вишневый сок жидкости, и потом они с Фью и еще несколькими подъехавшими парнями с района стояли в темноте августовской ночи и молча курили на ступеньках медучереждения. От никотина кружилась голова и начинало подташнивать. В тишине, нарушаемой лишь редкими машинами, проносящимися по Московскому, заиграл рингтон из «Джентльменов удачи». Фью достал из кармана трубку, а когда опустил ее после разговора, Жека уже знал, что он скажет. Пончик умер. Тогда Жека испытал точно такие же чувства потери и обреченности, приправленные липкой слабостью, какие он ощущал сейчас, сидя на краю ванной. Будто они с Горцем заперли в темном помещении вместе с красоткой — головорезом всю надежду, какая была у человечества.

Теплые струи душа забарабанили по его голове, плечам и спине. Кажется, отсидеться в Солнечном не получится. Слишком легко и быстро нашли его здесь. Найдут и там — и не факт, что на это потребуется больше времени, чем сейчас.

Кто его все-таки ищет?

И что там Настя говорила про охрану? Да еще найти правильные диски для деда Стаса. Ну что это за бред — подсовывать старику перед смертью Кажэ Обойму?

Голос охранника — хриплый от табака и простуды. В руках — кружка с дымящимся горячим чаем, в котором плавает кислый даже на взгляд ломтик лимона.

— Честно говоря, — говорит он, — то, о чем вы просите — это нарушение всех наших должностных инструкций.

Он отхлебывает из кружки с нарисованным знаком зодиака (Водолей) и выжидающе смотрит на Марка. У Водолея — редеющие волосы, застиранная черная униформа, присыпанная перхотью на плечах, и избыточный вес, добавляющий к его возрасту лишние лет пять.

— Я не говорю даже про ордер или что вы там должны предоставить, — продолжает охранник. — Вы даже свое удостоверение забыли. По правилам, я сейчас должен бы вызвать наряд…

— Это ты пошутил про наряд? — спрашивает Марк и кивает ему за спину. — Как и они?

За спиной толстяка старый телевизор, по которому натужно и несмешно острят пожилые юмористы.

На проходной — холодно, но из помещения за стеклом, где находится охранник, в приоткрытое окошко вырывается теплый воздух. Водолею явно это не нравится — будто он делится заканчивающимся кислородом из своего акваланга с утопающим.

Марк не великий физиономист, но почему-то человек, стоящий перед ним, кажется ему трусом. Вряд ли бы он, вообще, пустил Новопашина на проходную в воскресенье вечером, если бы тот не застал Водолея курящим на тротуаре и не подставил плечо, не давая закрыть перед собой дверь. Вынуть Токарева и ткнуть им в лицо толстяку — и тот сделает все, что он просит, но Марк смертельно устал за сегодняшний день. Еще четверть часа назад он, нагнувшись к какой-то водосточной трубе, отмывал руки от стягивающей кожу запекшейся крови и под вновь начавшимся дождем думал над тем, что рассказал ему Клееный. Мысли мучили его, сводили с ума, выстраиваясь в неожиданную логическую цепочку. Пальцы, порезанные перфолентой, от воды немного пощипывало как от йода, но Марк почти не чувствовал этого, занятый происходящим в своей голове.

В попытке расставить все на свои места, он заезжает сюда, в Мариинскую больницу. И тут сталкивается с этим блюстителем инструкций.

Марк лезет в карман и достает оттуда деньги — несколько бумажек разного цвета. Отделяет самую крупную, тысячную купюру и протягивает ее в окошко. Охранник ставит кружку и оценивающе смотрит на деньги. На те, что остались в руках Марка. Тысячную он берет не глядя. Отходит, зачем-то оборачивается на телевизор, будто бы Дроботенко может подсмотреть за ним, достает из стола внушительный гроссбух и, с трудом протискивая его в не предназначенное для этого окошко, передает Марку.

— Только быстрее, — говорит он и отворачивается к воскресному телевизионному юмору — мол, моя хата с краю.

Новопашин на весу листает страницы, находит записи, относящиеся к субботе. Пробегает глазами. Ничего, что он ищет. Вот отметка о патрульной машине, приехавшей по звонку «02», когда обнаружили изрубленную топором Альку. Почему только голову, а не все тело?.. Машина… Государственный номер — В12… Сержант Канеев (или — Кащеев, почерк неразборчивый). Отдельно — фамилии и номера документов тех, кто проходил через проходную пешком. Нет. Вряд ли Федор Артемьевич Лазарев, 1932 года рождения, паспорт номер такой-то, выдан Петроградским РОВД — тот, кого ищет Марк… Новопашин переворачивает лист и пробегает глазами записи пятницы. Ничего…

Ему нужен оптимизм людей, чья команда выиграла чемпионат.

— А как-то еще на территорию больницы можно попасть? — спрашивает Марк у спины охранника. — Не через эту проходную.

— Есть еще один пост, в главном корпусе, но там пускают только персонал.

Марк вспоминает, что именно так он и зашел в больницу с Ольгой в первый раз.

Толстяк протягивает руку за гроссбухом, кладет его на место и принимает независимый вид.

— Что-то еще?

— Может быть такой вариант, что не записали автомобиль? Или посетителя?

Водолей фыркает.

— Нет, абсолютно точно. Нарушение инструкций. Сразу же выговор и депремирование. Пятьдесят процентов.

— Ясно, а есть координаты тех людей, чьи смены были в пятницу и в субботу? Уточнить у них кое-что. Может, они вспомнят.

— Ну, вообще, есть. Неофициально. Это же коллеги, сменщики. Мало ли узнать надо, что да как. Или попросить подменить. А так, по правилам — только у начальника охраны.

— А если неофициально? По-дружески? В обход, так сказать, инструкций?