На протяжении всего тюдоровского периода и во всех социальных классах у театров, будь они библейскими или светскими, уличными, расположенными во дворе гостиницы или в залах вельможи, были некоторые общие черты, в первую очередь — зрелищность. Люди ожидали увидеть костюмы, легко узнаваемых персонажей, музыку, эффектное представление, театральные трюки и реквизит; они также знали, что будут смотреть и слушать в толпе других людей, и ждали, что получат удовольствие.

Во времена Елизаветы дворянская знать покровительствовала профессиональным труппам. Известно более двадцати таких покровителей, от Роберта Дадли, графа Лестерского, чья труппа выступала при дворе перед королевой, а также перед публикой в Лондоне и в провинции, до лорда Бошана, чья куда меньшая труппа играла в Саутгемптоне, но, по-видимому, ни разу не появлялась в Лондоне. Особенно покровительствовали театру графы, дававшие им свои имена и защиту, среди которых — графы Оксфорд, Уорик, Вустер, Хартфорд, Пемброк и Сассекс. Но какой бы энтузиазм ни испытывала знать в отношении новых сложных трагедий и как бы сильно покровительство театральной труппе ни повышало их собственный общественный престиж, никто не хотел смотреть спектакли каждый день. Тогдашняя мода предписывала устраивать несколько подобных популярных представлений для семьи и друзей в рождественский период, и, конечно, аристократ рассчитывал, что сможет снова показать постановку, когда придут важные гости, но актерское ремесло не было повседневной необходимостью. Актеры в основном были вольными птицами, которым приходилось зарабатывать на жизнь там, где это возможно. Когда их покровитель не просил ставить пьесы и не платил за их услуги, они искали другую, менее утонченную аудиторию.

Первый постоянный театр был построен в 1576 году в Шордиче Джеймсом Бёрбеджем и четырьмя его друзьями — актерами из профессиональной труппы графа Лестерского. Ранее странствующие актеры выступали в лондонских трактирах — The Cross Keys, Bull, TheBel Savage, The Red Lion и The Bell, где собирали деньги за вход. За пределами Лондона актеры использовали множество площадок, включая рыночные площади и открытые пространства. Долгие годы гостиница The Dolphin Inn в Саутгемптоне служила временным театром для нескольких трупп. В Эксетере для этой цели использовалась рыночная площадь, а в Честере — площадь Хай-Кросс. Прослеживая маршруты путешествий отдельных трупп, трудно найти город с несколькими тысячами жителей, где время от времени не ставился бы спектакль. Но в дополнение ко всем этим гастролям труппа графа Лестерского теперь получила постоянную площадку недалеко от городской черты, в театре Шордича, который находился на комфортном для жителей столицы и двора расстоянии. Они назвали его «Театр» — The Theatre, и это предприятие оказалось настолько успешным, что всего год спустя неподалеку был построен второй театр, так называемый «Занавес» (Curtain; его остатки были обнаружены в 2012 году). Людям явно нравилось ходить на спектакли, особенно на новые. Те, кто умел писать пьесы, начинали испытывать все большее давление — работать нужно было как можно быстрее.

Среди тех, у кого был свободный день, лишний пенни и желание посмотреть пьесу, Шордич — или начиная с 1587 года Бэнксайд, где появился новый театр — «Роза» (The Rose), а затем и «Глобус» (The Globe), — оказались популярными местами. Там, в «Розе», пользовался успехом Эдвард Аллен его «Слуги лорда-адмирала», а Бёрбедж в «Глобусе» руководил «людьми лорда-камергера». Современники утверждали, что театр вмещал до 3000 человек. Если это так, то люди там находились как сельди в бочке. Археологические раскопки «Розы» показали, что оригинальная конструкция могла вместить в лучшем случае около 2000 человек, а после расширения — около 2500 человек, при условии, что все были худыми и не переживали из-за отсутствия личного пространства. Своим строительством театр «Роза» во многом обязан Филиппу Хенслоу, который фиксировал свою выручку в записной книжке. Зрители, которые стояли во дворе, платили всего пенни, и деньги эти шли актерам. Те, кто сидел в галереях, платили 2 пенса, один из которых шел Хенслоу, а другой — его деловому партнеру. Методы Хенслоу по фиксации своих доходов не так ясны, как кажется на первый взгляд. Тем не менее можно получить представление о размере аудитории, об уровне выручки и прибыльности отдельных спектаклей. Легко заметить, что популярностью пользовались новые постановки. Вечера премьер почти всегда приносят больше всего дохода. Например, «Галиасо» (Galiaso) (полностью утраченная пьеса) открылась 26 июня 1594 года и принесла Хенслоу 3 фунта 4 шиллинга за один вечер. Ее следующий показ 12 июля принес 2 фунта 6 шиллингов, а третий 23 июля — 1 фунт 1 шиллинг. Это была общая закономерность. Новая пьеса собирала полные залы, но затем популярность шла на спад, у некоторых постановок — быстрее, чем у других. На праздники собиралось больше народа, чем в будни, и, хотя актеры часто переезжали в помещение, чтобы выступать перед двором на Рождество, выручка в канун Нового года в 1599 году в «Розе» была особенно большой. «Галиасо» не выдержала проверки временем. Пьесу показали всего девять раз, последний раз 25 октября, когда Хенслоу получил всего 11 шиллингов.

Некоторые пьесы, однако, неизменно пользовались популярностью и на протяжении многих лет собирали солидную аудиторию; на некоторое время постановки прекращались, но затем их успешно возрождали. В театре «Роза» таковыми были пьесы Кристофера Марло «Мальтийский еврей» (The Jew of Malta) и «Доктор Фауст» (Doctor Faustus) и «Испанская трагедия» (The Spanish Tragedy) Томаса Кида. Если не было чумы или правительственных ограничений, в «Розе» еженедельно ставили шесть различных спектаклей, и добавляли новые постановки в репертуар раз в две недели. Самые популярные пьесы показывали с определенными интервалами. Хенслоу и его труппа актеров, «Люди лорда-адмирала», явно поощряли повторные выступления, ожидая, что одни и те же зрители будут возвращаться снова и снова. Существовало множество трагедий, но круг потенциальных клиентов был не безграничным. Население Лондона все еще составляло менее 200 тысяч человек, поэтому наличие в течение этого периода как минимум двух театров-конкурентов, каждый из которых принимал 2000 посетителей, говорит о том, что их регулярно посещала значительная часть лондонцев.

Большие толпы людей, жадных до новинок, протискивались в ярко разукрашенное помещение, открытое непогоде в центре и скрытое под крышей в расположенной вокруг галерее с сидячими местами. Звуки города снаружи затихали, когда начиналась музыка, а первые актеры выходили на сцену. Задник был зафиксирован, и декораций было немного, но костюмы были потрясающими. Наряды актеров в «Розе», стоили столько же, как и само здание. Когда в 1595 году Фрэнсис Лэнгли построил в Бэнксайде конкурирующий театр «Лебедь», он также потратил 300 фунтов стерлингов на костюмы для актеров. Елизаветинская публика была готова просто представить себе «обширные поля Франции», однако ожидала, что Генрих V будет одет как король в шелка и бархат, золотые кружева и изощренные воротники (историческая точность не была приоритетом). В своей описи имущества «Людей лорда-адмирала» в 1598 году Хенслоу перечисляет мантии, плащи, венецианские чулки и плундры из золотой ткани; плащ, жилет, пару венецианских чулок и пару плундр из серебряной ткани; а также алый плащ с двумя широкими золотыми кружевами и золотыми пуговицами. Поскольку золотые и серебряные ткани можно было сделать только из длинных тонких полос самих драгоценных металлов, сшитых с шелком, легко представить, насколько ценными были эти костюмы и какое потрясающее впечатление они производили на сцене. Лишь немногие люди, не вхожие в придворные круги, могли увидеть такие ткани и одежду где-нибудь кроме театра. Так что можно было с полным основанием пойти в театр, чтобы просто поглазеть на костюмы. По словам Томаса Платтера, швейцарского дворянина, который находился в Лондоне в 1599 году, «актеры одеты очень дорого и изысканно, потому что по местным обычаям английские лорды и рыцари завещают перед смертью практически самую лучшую свою одежду слугам, но, поскольку тем не подобает ее носить, они продают ее актерам за небольшую сумму». Конечно, театр покупал такие аристократические наряды, которые по сумптуарным законам запрещено было носить кому-либо еще. Наряду с одеждой из золота и серебра, которая полагалась только членам королевской семьи, театр «Роза» также располагал алой мантией, подбитой горностаем, — одеждой, которую должны были носить только члены палаты лордов.