без разницы, какой университет ты выберешь, она в любом случае тебя поддержит и поможет! Если бы ты рассказала ей, что тебе нужны деньги, я уверена, она дала бы тебе нужную сумму, ведь она живет и работает только для тебя! Она больше всего хочет тебя увидеть, поговорить с тобой, убедиться, что с тобой все в порядке! А школа – забудь ты ее, с тобой поступили несправедливо, но я могу помочь тебе. Ты написала ту олимпиаду на сто баллов, а твои бланки подло заменили на чужие. Могу тебе с уверенностью сказать, что такое приравнивается к преступлению. Ты же хочешь, чтобы Света и твоя классная руководительница получили по заслугам? Ты хочешь, чтобы справедливость восторжествовала?

– Да не верю я ни в какую справедливость! – в сердцах воскликнула девушка. – Нет ее, понимаете? И не было никогда! Мне хоть и не так много лет, но я прекрасно понимаю, что справедливости в этом мире нет, ее просто придумали! Все в нашем мире несправедливо, побеждают только подлые и наглые люди, а кто не такой, тот обречен быть неудачником!

– Я с тобой не согласна, – покачала головой я. – Моя работа заключается в том, чтобы восстанавливать справедливость. И могу тебя заверить, что и в твоем случае виновные будут наказаны, я тебе это обещаю!

– Почему я должна вам верить? – покосилась на меня Оля. – Откуда я знаю, что вы не врете, что не притащите меня обратно домой, не заставите снова ходить в школу?..

– Я тебе уже сказала, что ты просто сдашь выпускные экзамены, – напомнила я. – Больше от тебя ничего не требуется. Все предметы тебе поставят автоматом, в этом я уверена. А если не захотят, то будут иметь дело со мной. У меня хорошие связи, и я тебе обещаю, что с аттестатом у тебя не будет никаких проблем. Ты ведь хочешь учиться на факультете иностранных языков, верно? Или это тоже не твое желание?

– Я хочу… – опустила голову девушка. – Я… я больше всего люблю английский в школе. Это единственный предмет, который мне всегда нравился…

– Тогда нам нужно доказать, что ты победила на той олимпиаде! – воскликнула я. – Если тебе что-то не понравится, ты всегда можешь вернуться в «Школу Просветления», только тебе уже не придется обманом брать деньги у матери. Если Мария Васильевна будет возражать, я с ней поговорю, меня она послушает. Только пожалуйста, давай сейчас поедем к твоей маме? Я очень переживаю за нее, боюсь, если мы промедлим, она может решиться на… на самоубийство.

Оля посмотрела на меня широко распахнутыми глазами. В ее взгляде читался неподдельный ужас.

– Я… я не хочу, чтобы моя мама умирала! – едва слышно проговорила она. – Так… так не должно быть…

– Пойдем, – я протянула ей руку. – Моя машина здесь неподалеку, давай поедем сейчас к твоей маме. А дальше ты сама решишь, что тебе делать.

Оля неуверенно посмотрела на меня, потом бросила взгляд назад, взглянула на наполовину наполненную бутыль. Я понимала, что в душе девушки борются самые противоречивые чувства. Наконец Оля слегка кивнула, и я поняла, что она приняла верное решение. В машине Оля рассказала, что первый раз не пришла домой ночевать, потому что в «Школе Просветления» были вечерние занятия.

– А как тебя взяли в экспедицию без согласия родителей? – не удержалась я от вопроса.

– Я дату рождения на год уменьшила, – призналась Оля.

Эпилог

Я даже не подозревала, как оказалась права, когда говорила Оле о плачевном состоянии ее матери. Когда мы добрались до Тарасова, я позвонила Марии Васильевне, но трубку долго никто не брал. Так и не дозвонившись до женщины, я коротко сказала Оле, что мы едем к ней домой. Оля посмотрела на меня с выражением крайнего испуга.

– Что случилось с мамой? – спросила она меня. – Она не берет трубку?

– Не берет, – покачала я головой. – Надо ехать к вам, пока не случилось чего-то ужасного…

Когда я уже подъезжала к дому Золотовых, мне позвонили. Номер был неизвестен. Я взяла трубку, коротко переговорила с незнакомой женщиной, потом резко развернула машину. Оля вскрикнула от неожиданности, потом спросила:

– Что случилось? Куда мы едем?

– В больницу, – бросила я. – Мария Васильевна сейчас там. Мне сказали, что у нее случился сердечный приступ, но вроде бы состояние стабилизировалось…

Не буду вдаваться в лишние подробности – мне позвонила медсестра из отделения, в котором лежала несчастная женщина. Оказалось, что сегодня утром Марии Васильевне стало плохо, она кое-как вызвала «Скорую помощь». Так как в последнее время она звонила в основном мне, медсестра решила, что я ее родственница, поэтому и набрала мой номер, чтобы сообщить о случившемся.

К Марии Васильевне нас пока не пускали. Я попросила дежурную медсестру, чтобы та сообщила женщине, что ее дочь нашлась, и она пообещала сделать это, как только Мария Васильевна придет в себя. Оля твердо решила ждать в приемном отделении, когда ей можно будет пройти к матери, и мы около двух часов сидели в больничном коридоре. Мне удалось расспросить лечащего врача Марии Васильевны о состоянии женщины, и, к счастью, сейчас опасность почти миновала. В виде исключения Оле разрешили пройти в палату, а я осталась в коридоре. Не знаю, о чем говорили мать с дочерью. Когда я дождалась Олю, та попросила меня отвезти ее домой – она решила навещать мать каждый день и ждать, когда ее выпишут. Глаза девушки были красные от слез, и всю дорогу до дома мы ехали молча.

Я выполнила данное Оле обещание. Не скажу, что мне легко удалось разобраться во всех деталях, связанных с олимпиадой, которую девушка действительно написала на высший балл. Благодаря хорошему знакомому в университете, которому я как-то помогла разобраться в одной щекотливой ситуации, я смогла добиться, чтобы мне выдали бланки Оли и Светы, после чего отдала их на экспертизу. Оказалось, что Олин бланк выдали за Светин, кроме того, я узнала нелицеприятные подробности о незаконной деятельности классного руководителя Оли Золотовой. Теперь Светлане и ее матери грозит полная потеря репутации, да и с поступлением в вуз у Светы наверняка возникнет масса сложностей. Скажу, что впоследствии Света и Марина Павловна