прием еще более чувствительным. Значит, раздвинуть еще дальность передачи… Вот что означало это, казалось бы, случайное наблюдение. Вот что стояло за четырьмя словами телеграммы: «Открыто новое свойство когерера».

Рыбкин и Троицкий стали пробовать прием на слух. И сразу достигли расстояния в 36 километров. Между фортом «Константин» и селением Лебяжье установилась довольно отчетливая связь.

Попов прямо с поезда, с рейсового пароходика отправился на место опытов и увидел, убедился, оценил. Прекрасная находка! Новые возможности. Надо только вскрыть сущность явления, произвести расчеты и тогда уже сознательно построить соответствующую аппаратуру. Новый способ — прием на слух.

Это же открытие — то, что произошло. Но кто его услышал? За шумом громких событий и громких дел осталось оно пока что в кронштадтских опытах, как на острове. Ни одна из газет не обмолвилась и строчкой. Большой свет продолжал бредить другим именем. Кумир был создан и требовал безраздельного поклонения.

Маркони получил приглашение в Соединенные Штаты. Он ждал этого. Америка! Страна смелой деловитости. Разве мог он обойтись без того, чтобы испробовать свои силы в Америке? С Америкой связывал он определенные планы. И вот он уже пассажир одной из роскошных кают трансатлантического лайнера. С ним, разумеется, тщательно упакованные ящики с мягкой подстилкой, где покоится его аппаратура последнего изготовления. Иначе чем же еще лучше ему завоевать Новый Свет?

Перед теми же морскими воротами Нью-Йорка, перед тем же ущельем небоскребов очутился он, что и Попов шестнадцать лет назад. Но какая разница! Маркони плыл сюда, объявленный создателем чуда века — беспроволочной телеграфии. О дне его приезда газеты оповестили всю Америку. На пристани его ждала толпа репортеров. И ничего, кроме радостного возбуждения борца, не испытывал он при виде этого огромного, почти сказочного города. Его встретили сотни любопытных глаз и щелканье фотоаппаратов, заменившее здесь всю гамму человеческих приветствий. Первое впечатление: очень молод. Второе впечатление: серьезен не по летам. Третье впечатление: очень находчив и знает себе цену.

Он приехал, чтобы повторить здесь прежде всего своей «кингстаунский трюк». Конечно, на более прочной основе. В нью-йоркском заливе происходил розыгрыш кубка Америки по яхтному спорту. И Маркони, заполучив себе место на судейском пароходе, поразил всех, передавая каждые три минуты по беспроволочному телеграфу в нью-йоркские газеты ход состязаний. Можно ли еще вернее купить расположение американцев? И, кстати, их властей. Морское командование пригласило его на военные маневры, и Маркони продемонстрировал с эффектом, как можно держать беспроволочную связь между двумя крейсерами. Газеты в благодарность постарались, чтобы и этот результат не остался в тени.

Он очутился в объятиях американской прессы. Ничто в его поступках и даже в мыслях не могло быть больше тайной.

Маркони поднялся на крышу небоскреба, созерцая железобетонный лес Нью-Йорка, и все уже знают, что он заявил:

— Ваши стальные вышки не остановят распространения моих телеграфных волн.

На вопрос, что он думает о нью-йоркской жизни, ответил:

— У вас поездка в кебе стоит в четыре раза дороже, чем в Лондоне.

И все дивились этой наблюдательности и умению считать. Бесспорное качество в глазах американцев.

В интимном кругу он признался: он поражен красотой американок. И на другой же день вся прекрасная половина Соединенных Штатов записалась в разряд его ярых приверженцев. Появились вина с маркой «На верность Маркони», заблистали рекламы новых сигарет и душистого мыла под тем же именем.

Он всем здесь понравился, и всё ему здесь понравилось.

— Я хотел бы бывать у вас в Америке так часто, как только возможно, — сказал он на прощанье, отбывая в Европу.

И он вскоре подтвердил свое слово. Тем более, что это совпадало с его планами.

На просторах Черного моря перекатывалось эхо тяжелых ударов. Корабли били из главных калибров. Непрерывная стрельба более двух часов. Станции на броненосцах «Георгий Победоносец» и «Три святителя» все время обменивались позывными, депешами. То на ленту, то на слух. Иногда при очень сильных залпах на приемнике появлялись от сотрясения лишние точки. Но опытный телеграфист всегда мог их отличить.

Попов проверял действие приборов. Как поведут они себя в боевой обстановке? Осенние маневры Черноморской эскадры были для этого подходящим полем испытаний.

Действие новых приборов, изготовленных мастерской Колбасьева и фирмой Дюкрете. Лейтенант Колбасьев был тут же, на одном из крейсеров. И ревниво подхватывал каждую осечку в работе французских аппаратов и старался сделать незаметной малейшую оплошность в работе своих. Недостатков и неисправностей было все же достаточно. Даже в прекрасно отделанных, как конфетка, экземплярах Дюкрете. Приходилось подправлять и подчищать прямо на ходу.

Проверка. И при стрельбе и при циркуляции кораблей, и в море и в закрытых бухтах, с антеннами на мачтах и на змеях, с приборами на верхних палубах и в нижних рубках, еще и еще раз…

С успехами и срывами, с результатами определенными и неопределенными… Мучительно и трудно все-таки превращалось «чудо века» в действительно практическое средство связи.

Но Попову было отпущено не так уж много времени. Скоро опять занятия в классах. А ну-ка, еще раз!..

ДВА ИНТЕРВЬЮ

Вот он наконец, просвет среди верхушек густого леса. Белая даль, простирающаяся впереди, до самого мутно-серого горизонта. Попов, шумно переводя дыхание, с трудом взобрался в тяжелой шубе по лесенкам на первую площадку сигнальной вышки. Ледяной ветер, гуляющий здесь вовсю, заставил глубже спрятать лицо в меховой воротник.

— Дальше не велено! — крикнул унтер Андрей Безденежных, показывая варежкой на следующий марш лестницы. — Сдует, ваше благородие!

Безденежных был раньше его учеником в Минной школе, практиковался на телеграфиста и теперь нянькой опекал его в этой обстановке. Протянул ему бинокль. Попов направил трубы в белую даль, пытаясь поймать, может быть, в круг то, что скрывалось от него где-то там, за пеленой расстояния. Удастся ли ему что-то заметить? Что у них там? Почему не отвечают? Почему не подают никаких знаков?

Заснеженная пустыня Финского залива хранила ледяное молчание. Там, в той стороне, на юг, куда он так отчаянно всматривается, — там все и происходит. Там это случилось, и оттуда он ждет сейчас хоть какого-нибудь сигнала. Сейчас совершается то, что, может быть, станет для него самым большим испытанием. То, из-за чего он вдруг очутился здесь, на дикой маленькой точке у финского берега, в таком глубоком снегу, в такой мороз.

Все как-то обернулось сразу, неожиданно.

…В Петербурге открылся Всероссийский электротехнический съезд. Первый съезд русских электриков, собравшихся наконец вместе, чтобы оглядеть сообща достижения своей молодой науки. Попов прибыл на съезд официальным представителем Минного офицерского класса — школа электриков достаточно известная. С удовольствием окунулся он