– Не надо «скорой», все нормально.

– Но у тебя кровь.

Он взялся за затылок. Пальцы окрасились красным.

– Помоги мне встать.

Вероника поддержала его. Сначала Исак пошатнулся, но быстро обрел равновесие.

– Может, полицию?

– Нет, не надо. Со мной все в порядке, – повторил он, на этот раз увереннее.

Исак стоял, держась за затылок, и в упор смотрел на нее. Голубые глаза лучились теплом – теплом, которого Вероника так давно не ощущала.

– Кто ты? – спросила она.

Исак улыбнулся. На его лицо возвращались краски.

– Я надеялся, что ты поможешь мне это узнать, Вера.

Исак сидел у нее в гостиной, откинувшись на спинку дивана, и прижимал к затылку пакет мороженого горошка. Рана была поверхностной и не такой ужасной, какой показалась сначала. Вероника остановила кровотечение и заклеила пострадавшее место пластырем. Разбитая губа распухла, и рот кривился, словно Исака все это забавляло.

Вероника пыталась осмыслить произошедшее. Ей остро захотелось, чтобы дома оказалось что-нибудь крепкое; бутылка виски, стоявшая в шкафчике, пришлась бы очень кстати. Впрочем, одернула она себя, алкоголь сейчас вряд ли уместен – голова и так кружится от вопросов. Что, например, делал Исак возле ее подъезда? Кто он – курильщик, загадочный чужак, вторгшийся к ней в квартиру, или тот, кого она заподозрила в нем, как только впервые взглянула на фоторобот? Может, его-то и стоит бояться? Но Веронике почему-то не было страшно.

– С чего начнем? – спросила она, усаживаясь в кресло напротив него. Исак слегка пожал плечами – кажется, он что-то обдумывал.

– Наверное, мне следует начать с извинений.

– За что?

– За то, что я явился в группу, вместо того чтобы поговорить с тобой напрямую. Дурацкая идея. Прости меня.

Он попробовал изобразить раскаяние, но из-за распухшей губы его лицо лишь перекосилось.

– Мое единственное оправдание – собственная нерешительность. Я несколько вечеров простоял на твоей улице, набираясь смелости.

Веронике хотелось обрушить на него шквал вопросов, принудить к ответу. Но она знала: надо сохранять спокойствие. Не рисковать хрупким взаимопониманием, возникшим между ними после происшествия у подъезда.

– Окей, – сказала Вероника, – я понимаю. Но чтобы я тебя простила, ты должен сказать мне еще кое-что. Например, как тебя зовут.

Исак кивнул, отчего горох в пакете зашуршал.

– Меня зовут Исак Велин. Во всяком случае, это имя записано в моих водительских правах. Я вырос в поселке примерно в семидесяти километрах от Лулео. Темно и холодно зимой, мошкара летом, в общем, все такое.

Исак пытался вызвать у нее улыбку – явно надеялся на свое обаяние.

– Отец служил на корабле, его подолгу не бывало дома. Иногда по нескольку месяцев подряд. Когда мне было лет десять, он уехал навсегда. Я писал ему, но со временем все реже. Мало-помалу мы потеряли друг друга из виду, и не могу сказать, что меня это сильно опечалило. – Он пожал плечами. – Прошлой зимой мама заболела. У нее обнаружились проблемы с почками. Пошли разговоры о трансплантации. Больница проверила меня как возможного донора, но оказалось, что я не подхожу. Мы с мамой не были родней. Можешь себе представить мое потрясение.

Вероника заметила, что дышит часто-часто.

– Мама была в очень плохом состоянии, так что я не стал требовать у нее ответа. Но зато обшарил ее квартиру. Заглянул в старый альбом и обнаружил, что там нет моих младенческих снимков. Раньше мне это было все равно, но теперь ситуация изменилась. Я поискал еще и понял, что в маминой квартире нет никаких моих следов до шестилетнего возраста. Ни свидетельства о крещении, ни малышовой одежды… вообще ничего. К тому же я хорошо помнил то, о чем рассказывал в твоей группе… – Он взмахнул рукой. – Большой сад, гораздо больше нашего. Шалаш, дуплистое дерево. Пропавший мальчик. И – это имя.

– Билли, – не удержавшись, выговорила Вероника.

Исак снова медленно кивнул и положил пакет с горошком на стол.

– В конце концов я пришел к маме с вопросами, но она так разволновалась, что медсестре пришлось дать ей успокоительное. И я решил подождать, когда ей станет лучше. Прогноз врачей был многообещающим. Однако прошлой весной, прямо посреди процедуры диализа, у нее резко упало давление. Мне позвонили, но я не успел… – Он отвернулся, глаза увлажнились. – Я пытался найти отца, но он несколько лет назад уехал, и никто не знал, куда. Возможно, вернулся в море. Тогда я начал искать зацепки в сети. В основном про усыновление и всякое такое. Когда я задал свой год рождения, слово «исчезновение» и имя «Билли», поисковик выдал статьи о твоем младшем брате. Может, это и банальность, но у меня в голове как дверь открылась. Дверь, о существовании которой я даже не догадывался.

Сердце стучало где-то в горле, было трудно дышать.

– И ты стал искать дальше?

– Да, я отправился в Рефтинге. Сначала просто колесил по району – хотел проверить, узнаю ли места.

– И как? Узнал?

– Мне показалось, что да, но по-честному – я не уверен. Ты хорошо помнишь себя шестилетнюю?

Хорошо, подумала Вероника, но решила не отвечать. На сетчатке замерцало мамино лицо. Время до Билли, когда она еще была маминым мышонком.

– Я, естественно, проезжал мимо Баккагордена, но не осмелился позвонить в дверь, – продолжал Исак. – Я ведь не знал точно, с чего начинать. Я решил пока поприслушиваться, поотираться в кабаке, в пиццериях. Кто-то упомянул старого алкаша, который, как думали, был замешан в исчезновении Билли. И я поехал в дом престарелых. Назвался там племянником старика.

– И? – Вероника затаила дыхание. Пульс грохотал в висках.

Исак покачал головой.

– Я никогда раньше его не видел. Во всяком случае, мне так показалось. Штука в том, что чувак отреагировал так, будто мы знакомы.

Он выпрямился, улыбнулся и как-то ужасно знакомо склонил голову набок.

Вероника вышла в прихожую, достала из бюро фоторобот и дала его Исаку.

– Так выглядел бы взрослый Билли, – сказала она. – Ты ведь уже видел это изображение, верно?

Исак не ответил, но она знала: видел. Знала, что он, посмотрев на фоторобот, сделал те же выводы, что и она, но не готов говорить о них. По крайней мере, пока. Молчание затянулось, и Вероника спросила:

– Что было потом?

– Ах да. Я стал думать, как мне связаться с твоей семьей. Я видел твоего отца в поселке, но подойти не решился. Что бы я ему сказал? А твой брат – полицейский, и обращаться к нему мне совсем не хотелось.

– Почему?

Исак поколебался.