легион. Я уже не говорю про всех этих “чубайсов”. А выступил по телевидению Гайдар пе­ред штурмом и призвал народ прийти к мэрии защищать демократию. И это в их понимании была демократия — расстрел из танков и убийство безоруж­ных людей?!

В эти дни в Волгограде должна была состояться свадьба моей племянни­цы — дочери моей родной по отцу сестры Людмилы. Я поехал туда. И потом смотрели видеосъёмку, что я танцевал и всё время морщился от боли. Вернув­шись в Москву, позвонил другу нашей семьи Галине Григорьевне Прохоровой, она была главным инженером центральной районной больницы (ЦРБ) в Серги­евом Посаде. Говорю, что так итак, может быть, надо бы посмотреть. Приехал. Мы с ней зашли в кабинет хирурга. Он сейчас живёт в селе Марино рядом с на­ми, хорошо знаем друг друга. А тогда едва я вошёл в дверь, а до него было ме­тров пять, наверное, доктор глянул и говорит: у Вас перелом рёбер. “Какой пе­релом? Ушиб!” “Я вам повторяю: перелом”. Сделали снимок — действительно три ребра были сломаны. И этот гнусный Санпитер, я потом ему высказал, что я думал по его поводу... Мне потом сказали: Вы же могли проколоть этими сло­манными рёбрами лёгкие. Но откуда я знал, что у меня такая картина.

Ещё до расстрела Белого дома я собрался уходить из “Известий”. Меня при­гласил в “Российскую газету” её главный редактор Валентин Логунов. Зашёл попрощаться с Голембиовским. “Зря ты ставишь на парламент, на Хасбулато­ва”. “Российская газета” была изданием Верховного Совета. “Я ставлю не на Ха­сбулатова, — сказал я. — Я ставлю на то, о чём вы пишете и всё время трещи­те, — на демократию. Ибо парламент с его разными взглядами, с его разными мнениями и есть демократия. А вот ты, Игорь, взращиваешь волчьи нравы. Вол­чата подрастут и перегрызут тебе горло”. Так оно и случилось. Впоследствии на­ступил момент, когда многие, особенно молодые, предали его.

После разгрома Верховного Совета В. Логунова убрали. Вместо него в ка­бинет главного редактора “Российской газеты” люди с автоматами привели но­вую главную редакторшу, которая до этого руководила чем-то вроде “Блокно­та агитатора”. Я продолжал оставаться на больничном. Когда он кончился, приехал в “Российскую газету”. Едва вошёл, девочка из отдела кадров заяви­ла: вас ждёт главный редактор. Вошёл в знакомый кабинет. В кресле Вален­тина Логунова сидела небольшая, похоже, щупленькая женщина. На щеках — горячечный румянец, ножки не достают до пола. Болтая ими, она объявила: “Мы вам не можем предоставить ту должность, которую вы занимали”. Назва­ла что-то вроде завхоза. Я засмеялся: “А я и не собирался с вами работать. Тех, кого с автоматами приводят, думаю, с автоматами и уведут”.

Её вскоре увели. Правда, кажется, без автоматов. Просто убрали как, ви­димо, дискредитирующую власть захватчиков. Уж слишком яростно газета прогибалась под ельцинистами и топтала народом избранный парламент. А я ушёл в журнал “Российская Федерация”.

Глава 11

Битвы на алмазном фронте

В конце 1987 года мне в кабинет вдруг звонит помощник главного редакто­ра: “Вячеслав Иванович, Иван Дмитриевич просит вас зайти к нему”. Я спус­каюсь на третий этаж, вхожу в кабинет главного. Рядом с ним стоит высокий, плотный мужчина. “Вот, знакомьтесь, — говорит Лаптев. — Это наш парламент­ский обозреватель Вячеслав Иванович Щепоткин, а это (уже ко мне) — депутат Верховного Совета СССР Владимир Венедиктович Пискунов. Вот идите с Вя­чеславом Ивановичем, он поможет вам сделать статью”.

Мы поднялись ко мне. Он дал несколько листов бумаги с машинописным текстом. Оказалось, это генеральный директор объединения “Якуталмаз”, и он хотел выступить на сессии Верховного Совета с рассказом о проблемах алмазодобывающей отрасли. Но то был старый Верховный Совет, который собирался на два-три дня, чтобы утвердить бюджет, принять какие-то законы, подготовленные аппаратом без участия самих депутатов, и народные избран­ники разъезжались по домам. Выступали обычно несколько человек. Пискунов тоже подал заявку, что он хочет выступить. Но говорили-говорили, выступали и вдруг председательствующий объявляет: “Есть предложение подвести черту под прениями”. И все дружно проголосовали. Пискунов возмутился, что-то на­чал даже выговаривать. Но всё уже приняли.

Тогда он после заседания подошёл к секретарю Президиума Верховного Совета СССР Ментешашвили и говорит: “Как же это так?.. “ А у него голос трубный, зычный. Все они — алмазные руководители, как я узнал позднее, были словно вырубленные из горной породы: “Мне коллектив поручил высту­пить как депутату на сессии Верховного Совета, рассказать о проблемах, а мне не дали слова”. Ментешашвили говорит: “Ну, давайте мы попробуем сделать получше: одно дело — вы бы выступили на сессии, а другое — если ваше выступление будет напечатано в газете”. Он тут же позвонил Лаптеву и сказал: “Примите товарища Пискунова, чтобы он выступил в газете”. Вот так мы с Пискуновым оказались у меня в кабинете.

Я прочитал его выступление. Один раз прочитал. Посмотрел на Пискуно­ва, он сидел уверенный, спокойный, нога на ногу, длинное лицо, высокий лоб — всё выражало уверенную силу. Я ещё раз прочитал. Потом смял эти ли­стки и бросил их в корзину. Пискунова словно кипятком ошпарили. Он выпу­чил глаза и заорал: “Ты что делаешь? Кто тебе это позволил? Это писало мно­го людей, и секретари обкома партии, и другие”. Я сдержанно посмотрел на него и сказал: “Ну, во-первых, на “ты” не надо, мы с вами пока ещё плохо знакомы. А во-вторых, если вы хотите, чтобы о ваших проблемах узнали и приняли какие-то, может быть, решения, то надо делать не так. Это справ­ка. Надо делать статью”.

Дня два мы с ним сидели. Я его расспрашивал, записывал. Потом написал статью под названием “За гранью алмаза”. Мы её опубликовали в “Известиях”.

Реакция, конечно, была приличная. Он даже не ожидал. Во-первых, ему понравилась статья. Это было не то, что справка, а за подписью Пискунова, генерального директора, появилась такая проблемная, постановочная статья. А во-вторых, начались определённые подвижки.

Правда, уже разгоралась перестройка. И во всех отраслях стали появ­ляться провалы, пробелы и проблемы. Но статья вышла. Он позвонил, побла­годарил. И на этом мы закончили наши контакты.

Прошли годы. В начале 90-х он позвонил и сказал: “Вячеслав Иванович, я хочу встретиться”. Говорю: “Давайте, приезжайте”. Он приехал и начал рас­сказывать.

“Мы создали компанию. Назвали её “АЛРОСА”... Спрашиваю: “Что это означает?” “Алмазы России — Саха”. Саха (Якутия) — официальное название республики. “Ну, и хорошо, наверно, сделали”, — довольно равнодушно гово­рю я, ибо мне алмазы были, как говорится, до лампочки. “Но у нас проблема. Я бы хотел попросить вашей помощи”. Я