Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тамила смущённо улыбнулась.
— Праздник сияния Лун? Впервые слышу.
Арвольд посмотрел на небо и кивнул на полный диск луны над их головами.
— Ты видела, как убывает и прибывает луна? Аджайцы верят, что их на самом деле две. Белая луна и чёрная, соответствуют мужскому и женскому духу. Увидев друг друга на небосводе, они так страстно полюбили, что решили соединиться и никогда больше не расставаться. Во время полного лунного затмения, которое случается примерно каждые два с половиной года, мудрецы при дворе шаха объявляют день празднования аль Хаятти — слияния лун.
Девушка задумалась, разглядывая лицо мужчины.
— Это что-то… вроде королевского бала на котором знать находит себе пару?
Он кивнул.
— Знаешь… в этом сравнении много правды. В обычной жизни аджайцу запрещено касаться женщины, если она ему не жена или близкая родственница. За такое могут даже отсечь руку. Но во время аль Хаятти принято возносить хвалу величайшему чуду любви не только песнями и красивыми стихами. Все танцуют хаяту — танец сотни прикосновений и порой действительно находят себе пару. — Арвольд аккуратно потянул её за собой на открытое место и, вытянув руку, едва коснулся её запястья, вынудив поднять его вверх, а потом повернуться вокруг своей оси. — Да, не удивляйся. Прикосновений и правда должно быть сто, если молодые люди хотят получить благословение лун.
Ещё прикосновение, ещё… в них не было ничего такого… Прикосновение пальцев к пальцам, плеча к плечу… но вместе они превращались танец, такой изысканный и завораживающий, что перехватывало дыхание.
— Должно быть, этот танец получается… очень долгим…
Сказала девушка, смущённая тем, с каким интересом и нежностью Арвольд провожал каждое их прикосновение в танце.
Он усмехнулся, поймав на себе её взгляд.
— Ты думаешь, девушки и юноши, которым в обычной жизни не дано даже смотреть друг другу в глаза, хотели бы, чтобы прикосновений в нём было меньше? Он не просто очень долгий. Но и весьма волнительный.
Чувствуя, что краснеет, Тамила опустила руки и отступила на шаг, заканчивая танец.
— Очень красивая история, Арвольд. И… спасибо за танец. Ты и правда был там, да? На востоке?
Мужчина улыбнулся, но за этой улыбкой не скрылось его разочарование. Ему явно не хотелось останавливаться.
— Довелось.
— Твои шрамы… оттуда? — Спросила девушка и тут же испугалась своей смелости.
Пожалуй, это был слишком деликатный вопрос, для того чтобы она задала его так праздно, между делом.
Но Арвольд не обиделся. Он ей тепло улыбнулся.
— Да. Но… это долгая история, Тамила. И не настолько красивая, как о празднике слияния лун и танце сотни прикосновений.
— Но ты же расскажешь мне её когда-нибудь?
Он подошёл ближе и задумчиво убрал тёмный шелковый локон от её лица, заправив его девушке за ухо.
Странная дрожь пробежала в тот миг по коже Тамилы, и она неровно вздохнула. Арвольд вряд ли заметил это, что в тот миг она что-то почувствовала в этом прикосновении. Словно воспоминание. Будто он и раньше так делал… или не он. А кто-то очень-очень близкий ей и давно забытый…
— Возможно расскажу. Если не сбежишь от меня снова к своему женишку.
Тамила нахмурилась, тут же забыв обо всех взволновавших её душу мыслях.
— Он мне больше не жених!
— Правда? — притворно удивился дракон.
“Опять издевается!”— вспыхнула девушка и поспешила отвернуться. На глаза попалась единственная возможность избежать дальнейших ехидных улыбок и уколов — её спальный мешок, притороченный к брошенной наземь седельной сумке.
— Знаешь… я очень устала. Давай спать.
— Как скажешь… моя аль хаят… — едва слышно прозвучало за её спиной.
Глава 45
Эра Черного Дракона
Год 560, месяц Медведя
В прошлом…
— Смотри. — Тихий шёпот в духоте ночи заставил Арвольда поднять тяжёлую голову. — Видишь? Сегодня Аль Хаятти, мой друг…
Лицо человека, прошептавшего это, на миг показалось из тени пещеры. В тусклом свете звёзд были отчётливо видны только его ровные белые зубы… Удивительно ровные и белые… таких не увидишь у измождённых пленников от моря до моря в его родном королевстве. Удивительно…
Хитро улыбнувшись Арвольду, мужчина по-пластунски растянулся на полу пещеры и подполз к её выходу, гремя тяжёлыми цепями, сковывавшими его ноги. Оказавшись у самого её входа, он протянул вверх руку, так, словно хотел чего-то коснуться. И тихо-тихо запел.
— Моей хаят прекрасны очи и звёзды тонут в них сгорая…
Приглядевшись, Арвольд увидел невероятное. На тёмном небосклоне, там, где совсем недавно, точно прибитый, висел огромный жёлтый диск луны, теперь парило светящееся кольцо. Это видение казалось невероятным, словно великое колдовство скрыло луну от глаз, но сила ночного светила оказалась столь высока, что её свет пробивался сквозь эти чары, образуя сумрачный ореол.
— …Горит и сердце, понимая, что мы расстанемся к исходу ночи. Но ты не плачь, не плачь, моя родная!
— Что он там бормочет?
Сонно пробормотал кто-то совсем рядом с Арвольдом, и тут же метнул в сторону певца камень.
— Эй! Дай поспать!
Но тому было словно всё равно. Голос мужчины, мелодичный, певучий, быть может, немного слишком высокий и нежный для привычного Арвольду певчего мужского тембра, как ни в чем ни бывало, продолжал плести мелодию в душной тьме, полной пленников пещеры:
— …Лишь только лик я твой узрел, как понял, что мы будем вместе! И на пути моём преграды… кхе…
Не выдержав, кто-то из пленников, чьи цепи были длиннее, оттого, что прикованы они ближе к выходу, подошёл к лежащему на земле мужчине и со всей силы пнул его. Снова и снова, ещё и ещё! Словно он один был виноват в том, что со всеми ними приключилось.
Арвольд зарычал, до предела натянув свои цепи, но ничем не мог помочь бедняге. В отличие от других, его приковали к камню не только за ноги, но и за шею. Так, что он едва мог сидеть, оперевшись на стену позади себя. Надсмотрщики боялись его, ведь хоть Арвольд и был ещё мальчишкой, а всё равно на поверку оказался сильнее многих из них.
В сумраке ночи было видно, как отчаявшийся мужчина с мольбой протянул руки к тому, кто избивал его. Точнее, одну руку. Вместо правой, у него оказалась перебинтованная грязными тряпками культя.
— Оставь ты принца, — сжалился кто-то из пленников, — что ты хочешь от дурака? Он и так нежилец.
— Да, — поддержал его другой, — совсем башкой от жажды поехал, его сиятельство!
Пленники тихо и зло рассмеялись, а избивавший лежачего, наконец, остановился.