Рашель рассеялась раньше, чем успела сказать что-то еще. Я попыталась сосредоточиться, призвать ее вновь, но мысли разбегались, а колени подогнулись, ударившись о ступеньки лестницы. Лишь когда Коул поднял меня под руки и встряхнул, я вернулась в реальность. Но так и не смогла понять…

– Одри? – позвал меня он, держа пальцами за подбородок и заставляя смотреть ему в глаза, заставляя снова чувствовать хоть что-то, помимо всепоглощающего отчаяния. – Одри, в чем дело?!

Каждый день – паучьи сети. Куда ни глянь – паучье царство.

Я не запомнила, как на ватных ногах добрела до чайного зала, не ответив ни на один из тысячи вопросов Коула, потому что не могла ответить на них даже самой себе. В конце коридора я столкнулась с Исааком, караулящим возле запечатанных дверей. С часами на запястье, где таился диббук, принимать даже косвенное участие в драках для него было чревато. Поэтому он, как всегда, делал то, что умел делать лучше всего, – просто был рядом.

И, как оказалось, не зря.

В расщелине двери я разглядела все тот же синий диван, обтянутый жаккардом… Но пустой. За стенкой раздавались глухие шаги, и что-то свалилось на пол, разбившись.

– Ферн проснулась, – объявил Исаак вполголоса. На нем не было лица. Как, впрочем, и на нас всех.

Как его никогда не было и у Ферн.

«Я стала собственным привидением».

Босые замерзшие ступни. Волосы больше не мед, а солома. Глаза тоже давно не сталь – всего лишь пасмурное небо. Ладони в кровавых лунках от ногтей. На нее нельзя смотреть без жалости… И без отвращения. Шрамы так зудят и ноют, что хочется счесать с себя кожу наждачкой – до мяса, до самых костей. От мази, что остужает и рассудок, и раны, веет горьким шалфеем.

«Кто ее наложил? Неужели она?»

Эта мазь почти вытянула гной, и кожа начала срастаться: там, где еще вчера были язвы, сочащиеся сукровицей, остались лишь струпы. Неестественно быстрая регенерация. Пускай и не ведьма, но все еще не человек. Это пугает. И это вселяет надежду.

«Нет, не умру».

«Где их, черт возьми, носит?!»

Ходить все еще больно – в мышцах, связках, но гораздо больше – в груди. Морозный воздух, которого она наглоталась, всю ночь бредя через лес, будто сжег легкие дотла. Пять шагов – присесть. Еще пять шагов – упасть там, где стояла, потому что силы истончились, словно те нити из пряжи, что лишили магии. Дверь не поддается. Закована печатью. Никто и не думает приходить к ней, хотя прошло уже несколько часов с тех пор, как она очнулась. В желудке урчит.

«Хоть бы воду принесли! Неужели меня никто не слышит? Может, это такая пытка?»

Ладони вслепую исследуют поверхности столов. Несмотря на то что солнце уже должно было взойти, в зале по-прежнему так темно, что можно закрыть глаза и не заметить разницы.

«Где включается свет?!»

Виски сдавило, но уже не у Ферн, а у меня. Я схватилась за лоб и растерла его пальцами, надеясь, что в этот раз обойдется без кровотечения из носа: не хватало запачкать платье! Впрочем, это не самое худшее, с чем можно столкнуться, впервые пробуя читать чужие мысли. Все-таки стоило закончить обучение ментальности у Тюльпаны… Или хотя бы выспаться, а не ворочаться с боку на бок до шести утра, надеясь, что ответы придут ко мне сами в одном из снов.

Сколько я уже прячусь здесь, в темном углу зала, подглядывая за Ферн из-за плотины морока и наскоками влезая к ней в голову? И как только Морган далась телепатия столь легко… Но уж если получилось у шестнадцатилетнего подростка, то получится и у Верховной ведьмы. В конце концов, еще никогда у меня не было такого сильного стимула, как тот, что дала мне Рашель прошлой ночью.

Я отняла руку ото лба и, сморгнув головную боль, снова посмотрела на Ферн, блуждающую вокруг синего дивана.

«Я стала никем».

Она прошла мимо меня, даже не заметив. Мы с ней наконец-то поменялись ролями: теперь это я подглядывала за ней из темноты, изучая.

– Fehu, – шепнула Ферн и, склонившись над канделябром, щелкнула пальцами. А затем, когда ничего не произошло, щелкнула еще раз и еще. – Ну же! Fehu, твою мать, fehu!

– Если бы «твою мать» усиливало заклятия, я бы уже давно об этом знала.

Я могла поклясться, что Ферн действительно взвизгнула, отскакивая от меня на другой конец комнаты и падая где-то там вместе с несколькими стульями. Так вот, значит, каково это – остаться без магии? Бояться каждого шороха?

– Доброе утро, – сказала я, смирившись со своим поражением в качестве телепата и решив действовать по старинке. Не дождавшись ответного приветствия, я закатила глаза и добавила не без усмешки: – Кстати, это делается вот так. Fehu!

Свечи вспыхнули, да и не только в канделябре: зажглись восковые пирамидки с лепестками лаванды, украшающие каминную полку, и соевые пеньки на шкафах тоже. Тяжелые жаккардовые шторы на окнах отодвинулись и раскрылись, а воск зашипел, быстро закапав на пол из красного дерева. Выражение зависти на лице Ферн, высокомерно фыркнувшей и поведшей подбородком, вызвало у меня улыбку. Я годами буду лелеять это воспоминание – тот самый миг, когда Ферн поняла, что находится в Шамплейн не по праву рождения, а лишь с моего позволения. Миг, когда она осознала свою слабость и мою силу.

– Но свет вообще-то можно включить и здесь, – сказала я, закончив хвастаться ведьмовским мастерством и стукнув пальцем по пластиковой кнопке над камином. Хрустальная люстра мигнула и осветила комнату так ярко, что Ферн закрылась руками. Когда же она опустила их, я едва сдержалась, чтобы не ахнуть: при искусствен– ном освещении она походила на ходячий труп. Синюшная, искромсанная, вся в бинтах, как мумия, и в запекшихся чешуйках… – Г-хм… Присядь. Нам есть что обсудить.

– Ты знаешь, как давно я брожу здесь?! – возмутилась Ферн вместо того, чтобы радоваться, что я до сих пор не задушила ее подушкой. Вообще-то она отрубилась уже через десять минут после того, как Исаак объявил о ее пробуждении, и проснулась снова лишь час назад. Но об этом Ферн, видимо, решила тактично умолчать. – Посмотри на меня! Мне срочно нужна теплая ванна. Все такое липкое… – Ферн оттянула пальцами бинт на бедре и скривилась, заглянув под него. Мазь Ворожеи из пустынных цветов блестела на ее фарфоровой коже, скрывая уродливые шрамы. – И еще я жутко голодная! Раз ты здесь, то можешь принести мне…

– Сядь!

Я не позволила себе сорваться на крик, хоть меня и переполняли эмоции. Зато я сделала волнообразный жест правой рукой, который буквально подбросил Ферн в воздух и швырнул на диван. Ни сил, ни настроения препираться с ней у меня не было. И терпения, чтобы выносить ее царственные замашки, тоже.

– Я тебя ненавижу, – сказала я то, что Ферн прекрасно знала и так. Она проглотила жалобный скулеж, больно ударившись о деревянную спинку. – Ты пыталась уничтожить меня, мое наследие и моих друзей и, надо сказать, почти преуспела в этом… Но тебе все равно хватило наглости заявиться сюда. Так будь мне благодарна! То, что я не оставила тебя подыхать в лесу, не значит, что ты имеешь право голоса. Если не хочешь сейчас же вернуться на улицу, то начинай рассказывать. Почему ты пришла в Шамплейн?