Тут он снова её ударил, и она повалилась со стулом набок, на тот самый локоть. Упала она неудачно, грохнулась, как куль. Железная боль проткнула насквозь локоть и бок, вылезла с другой стороны и отдалась в ушах и зубах.

— Связи нету? — говорил Паша над ней. — Чтоб у шпионов связи не было?! Ты не то кино смотрела, красивая! Я тебе другое кино покажу!

И он ударил её в рёбра.

— У… ка… каких шпионов? — прокашляла Даша. — Ты сбрендил, что ли?!

— А откуда мне знать, откуда вы взялись, сволота проклятая! Из Германии, что ли?! Или, может, из ЦРУ?! Только я вас с миром не выпущу, хоть спасла ты меня! И ментам не сдам! Вы им документики нарисованные покажете, они вас отпустят да ещё проводят с почётным караулом! Я вас всех своими руками передушу, сволочей!

— Ты, Паш, патриот, что ли?

И он опять ей врезал. Она завыла и стала кататься по полу.

…Он организовал похищение и аварию, чтобы заполучить её, потому что уверен — она иностранная шпионка. Она шпионка, а он честный бандит. Всяким шпионам из ЦРУ не место на Пашиной земле. Он, Паша, эту землю охраняет.

Занятно.

Впрочем, она поняла, что он не тот, кто ей нужен, когда уклонилась от удара и он въехал носом в дверь. Тут всё стало ясно. Свой свояка видит издалека. Профессионал всегда узнает профессионала, а Паша ничего не умел, даже ударить как следует.

…Тогда, выходит, кто ей нужен?..

У неё было одно соображение, но для того, чтобы подтвердить или опровергнуть его, необходимо задать Паше несколько вопросов, а сейчас он не станет с ней разговаривать, слишком уж решительно настроен.

И нужно зубы поберечь.

— Чего ты хочешь? — спросила Даша и скованными руками вытерла под носом кровь. — Говори, я сделаю.

— Хочу, чтоб ты остальных сдала! Сколько вас?

— Четверо.

— Стволов сколько?

Даша подумала секунду, глядя с пола в его покрасневшее лицо. Он наклонился над ней, в руке у него была сломанная ножка от стула, приготовленная, чтобы бить ее.

…Сколько у них может быть стволов? Ну, пусть будет пять.

— Пять, — сказала она. — У меня ещё пистолет. Винтовка и пистолет.

— Хаза где? Ну, явка ваша? Где меня штопали?

Она кивнула.

— Связь какая? Или опять скажешь — нет связи?

— Телефон. Там на первой кнопке заведён специальный номер.

Паша швырнул в угол ножку от стула и рывком поднял её с пола.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Вот и правильно. Значит, ещё поживёшь. На меня пока поработаешь!..

Её выпотрошенный рюкзак валялся на столе, всё содержимое вытряхнуто и разбросано. Телефон лежал отдельно.

Паша взял его, осмотрел со всех сторон и включил.

Даша завела глаза к потолку.

…Паша, Паша. Вот зачем ты, Паша, телефон включил? Дал бы ты его мне, я бы сама включила! Плохо ты, Паша, в школе учился, мало книжек читал, и кино не то смотрел, вот это уж точно, это ты верно сказал.

— На первой кнопке, говоришь?.. Ну, красивая, жми на первую! Значит, говоришь своим, что тебя в заложники взяли, денег хотят. Разговаривать будем со всеми сразу на старом стадионе «Динамо» завтра в десять вечера. Если кто не придёт, я тебе на стадионе этом в рот гранату засуну, а чеку выдерну. Так и скажешь! Поняла?

— Поняла, — согласилась Даша со вздохом.

…Попадёт мне от Джо, эх, попадёт!.. Она меня и так выругала, когда я его на базу приволокла! Ещё разорялась — мы за тобой подчищаем, ты нам проблемы создаёшь! Вот и вышло, что она права, одни проблемы с этим Пашей! И возразить нечего, и оправдываться бесполезно.

Телефон гудел возле её уха, Паша держал его так, чтобы всё слышать.

— Лёха, — начала Даша плачущим голосом, когда ответил Хабаров. — Меня взяли в заложники и требуют выкуп. Я не знаю, сколько!

Паша слушал, вытянувшись в струнку, даже не дышал, кажется.

— Условия такие: завтра в десять вечера на заброшенном стадионе «Динамо».

— Главное, чтоб все! — сипло свистнул Паша.

— Главное условие, чтобы наши все были, — повторила Даша в трубку.

— Я понял, — сказал Хабаров равнодушно. — До завтра.

Паша нажал «отбой».

— Им чего, положить на тебя, что ли? — спросил он с подозрением.

— Слушай, — сказала Даша, — дай я сяду, а?.. Чего-то нехорошо мне. С мотоцикла я упала, по полу ты меня валял! Ещё стул сломал зачем-то…

— Не, а говорила, что мы, бандитьё, мол, все козлы! Твои шпионы лучше, что ли?! До завтра, и все дела!

— А чего ему про здоровье моё спрашивать? — Даша опустилась на продавленный диван. — Я попалась, теперь у всех проблемы на пустом месте.

— Да я тебя, может, прям щас и завалю, а остальных поодиночке на стадионе додавлю, и всем на это положить?

— Тяжёлая у нас с тобой жизнь, Паша, — вздохнула Даша и прикрыла глаза. — Всем на нас положить.

— Я тебя на ночь к батарее пристегну, — пригрозил Паша. — Больно борзая!..

— До ночи, Паша, ещё нужно дожить.

Она потрогала разбитый нос и посмотрела на свою руку.

— А с чего ты взял, что мы шпионы, да ещё иностранные?

— А то у меня глаз нету! — возмутился Паша. — И винтовка у тебя в самокат заделана, и стреляешь ты, как в тире, и эти двое, которые меня штопали, тоже не простые!

— Ну? Из чего следует, что мы шпионы-то?

Паша посмотрел на неё. Она сидела на диване, закрыв глаза. И — вот дерьмо какое! — с синяком на роже, с разбитым носом, с кровоподтёком на виске она была такой трогательной, и слабой, и нежной, и милой, что Паша моментально засопел носом и стал думать про неё всякие гадости, чтобы взъярить себя.

— На всякий пожарный ещё раз говорю тебе: в доме братва, на участке братва и за забором тоже. Если рыпаться вздумаешь, так держи в голове, что они без предупреждения стреляют.

— Поняла, — вздохнула Даша. — Буду в голове держать. Можно я подремлю немного, Паш? Устала сегодня. День такой длинный.

Он опять посмотрел на неё — того гляди, и впрямь заснёт!.. Что это за девка такая? Совсем безбашенная, не боится? Он же ясно сказал — в живых её не оставит. Не верит? Считает, что сумеет его уболтать? От него жалости не дождёшься, это всякий знает. Тогда почему она спокойна, вон почти спит!.. Или притворяется? Или шпионам специальные препараты дают от страха, и они на самом деле ничего не боятся?..

Паша походил по комнате и сел за стол, под лампу. Он решил, что охранять девку будет только сам, остальные проморгают как пить дать. Правда, вон к батарее пристегнёт, а сам на диване переспит.