Тони сохранил файл и снова все перечитал. Кое-кто из психологов, с которыми он работает, включил бы в характеристику большие куски об истории предполагаемого детства убийцы, а также список проступков, которые он, вероятно, совершил, когда рос. Но Тони этого не сделал. Время для такого рода информации наступит, когда появится подозреваемый, готовый к допросу. Тони никогда не забывал, что имеет дело с тупоголовыми копами вроде Тома Кросса, которым совершенно наплевать, какое отвратительное детство было у подозреваемого.

Мысль о Томе Кроссе обострила критический взгляд Тони. Убедить его в ценности этой характеристики — кошмарная задача.

Первый выпуск «Брэдфилд Ивнинг Сентинел Таймс» попал на улицу около полудня. Нетерпеливые жильцы, ищущие новые квартиры, люди, желающие сменить работу или совершить сделку, вырывали газету у уличных торговцев, даже не взглянув на первую страницу. Они раскрывали газету сразу на разделе объявлений, который, как они надеялись, поможет разрешить их проблемы, и держали ее так, что первая и последняя страницы были обращены к прохожим. Всякий любопытный увидел бы там заголовок: «Босс, охотник за убийцей, выброшен на свалку. Эксклюзив нашего специального криминального корреспондента Пенни Берджесс». Дальше вся нижняя правая четверть листа была занята фотографией Тони, говорящего: «В охоте на убийцу копы следуют примеру БВСТ. Эксклюзив Пенни Берджесс». Если бы такие люди заинтересовались и купили газету, то смогли бы прочесть подзаголовок, который гласил: «Главный дурдомщик, которого мы выбрали, присоединился к охоте на Голубого убийцу. См. рассказ на стр. 7»

В некоем офисе, высоко над шумными улицами Брэдфилда, некий убийца смотрел на газету и бурил от волнения. Все получилось превосходно. Словно полиция осуществляла фантазии убийцы, показывая, что желания действительно сбываются.

Дискета 3,5, метка тома: Backup. 007; файл Любовь. 012

Весь мир вышел на улицы покупать рождественские подарки, за которые они будут расплачиваться до Пасхи, дураки. Я у себя в темнице стараюсь устроить себе такое Рождество, которого никогда не забуду. Даже если оно будет последним для Гэреса на земле, можно не сомневаться, что каждая его деталь так же четко запечатлеется в его памяти, как на моей видеокассете.

Наша встреча была организована со всей возможной точностью и тщательностью. Появление этой сучки означало, что я не могу схватить его дома, как Адама и Пола. Пришлось создать альтернативный план.

Ему посылается приглашение. По моим предположениям, в сочельник он договорится либо с родными, либо со своей сучкой, поэтому лучше выбрать 23 декабря. Мое приглашение составлено в таких выражениях, устоять перед которыми он, разумеется, не сможет и при этом никогда не покажет приглашения своей сучке. Заключительное предложение гласило: «Вход только по предъявлению приглашения». Право же, неглупо придумано. Это значит, что ему придется взять с собой единственное свидетельство нашего контакта.

На тот случай, если он захочет все выяснить заранее, указания на оборотной стороне объяснят, как добраться до уединенной дачи на вересковых пустошах между Брэдфилдом и Йоркширскими Долинами; это в противоположной стороне от города по отношению к ферме Старт-Хилл и моей темнице. Дача, по моему предположению, будет сдана на Рождество. Но у меня не было ни малейшего намерения позволить Гэресу заехать так далеко.

Была типичная Рождественская ночь: белая, как кость, растущая луна, звезды, сверкающие, как алмазная россыпь на часах нувориша, трава и изгороди, отяжелевшие от инея. Я останавливаюсь среди вересковой пустоши у края однополосной дороги, которая ведет к даче и двум фермам. Вдали мне видно двухполосное шоссе, ведущее в Брэдфилд, похожее на ленту из китайских фонариков, протянутую по Пеннинским горам.

Включив аварийную сигнализацию, я выхожу из джипа и открываю капот. Все, что мне нужно, я кладу рядом, потом прислоняюсь к переднему крылу и жду. Холодает, но мне все равно. У меня все хорошо просчитано. Я жду всего пять минут, когда слышится шум мотора, с напряжением преодолевающего крутой подъем. Огни сверкают за поворотом ниже меня, и я выхожу вперед, отчаянно маша рукой, с видом замерзающего и встревоженного человека.

Старенький «эскорт» Гэреса резко останавливается перед джипом. Когда он открывает дверцу и выходит, я делаю к нему пару нерешительных шагов.

— Что-то случилось? — спрашивает он. — Боюсь, что я почти ничего не понимаю в машинах может быть, я подвезу вас?..

Я улыбаюсь.

— Спасибо, что остановились, — говорю я.

Судя по его лицу, он меня не узнал, когда подошел ближе. Это вызывает у меня ненависть.

Я отступаю к джипу, жестом указав под капот.

— Проблема несложная, — говорю я. — Только мне нужно три руки. Если бы вы могли просто подержать вот это, а я надену гаечный ключ на эту гайку… — И я указываю на мотор.

Гэрес перегибается через капот. Я беру в руки гаечный ключ, и Гэрес его получает.

Через пять минут он связан крепче рождественской индейки и засунут в багажник собственной машины. Я беру ключи от его машины, его бумажник и приглашение, которое послано мною же. Я проезжаю через весь город до фермы, где сбрасываю бесчувственное тело безо всяких церемоний вниз по ступенькам погреба. Тогда у меня не было времени сделать большее, поскольку требовалось вернуться к джипу.

Я перегоняю машину Гэреса до центра Брэдфилда и оставляю ее в Темпл-Филдз, в переулке позади Кромптон-Гарденз. Никто меня не заметил, все были слишком заняты траханьем. Пройти через город к железнодорожному вокзалу удалось всего за десять минут.

Двадцать минут езды поездом и пятнадцатиминутная бодрая прогулка приводят меня обратно к джипу. Я подхожу к нему очень осторожно. Никаких признаков жизни, никаких намеков на то, что кто-то околачивается вокруг.

Я еду обратно на ферму Старт-Хилл, насвистывая «Слушай песнь небесных ангелов».

Я включаю свет в подвале, и темно-серые глаза Гэреса сверкают на меня гневным огнем. Это мне нравится. После малодушного ужаса, которым были охвачены Адам и Пол, мужчина, который обладает силой духа, являет собой бодрящее зрелище. Сдавленные звуки, раздающиеся из-за кляпа во рту, больше походят на сердитое рычанье, чем на мольбу.

Став над ним, я откидываю ему волосы со лба. Сначала рванувшись от меня, он успокаивается и затихает, и по глазам его видно, что он взвешивает происходящее.

— Вот так-то лучше, — говорю я. — Не нужно сопротивляться, не нужно бороться.

Он кивает, потом начинает бормотать, показав глазами вниз на кляп. Я становлюсь перед ним на колени и берусь за конец хирургической ленты. Ухватившись как следует, я одним быстрым движением срываю ее. Так милосердней, чем делать это постепенно.

Гэрес двигает челюстью, облизывает сухие губы. Потом сердито смотрит на меня.

— Блядская вечеринка, — рычит он; голос у него слегка дрожит.