– Не знаю, что сказать, ваша светлость, – промычала я. – Начать рассыпаться в благодарностях?

Неожиданно суровое выражение исчезло с лица Медичи. Он добродушно улыбнулся.

– Когда вы отпустите Леопольдо? Сегодня?

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вашему супругу выбраться из столь неудобного положения, – ответил Лоренцо. – Наберитесь терпения, мадонна. За невиновность синьора дель Мацца должны высказаться еще несколько человек.

Я крепко сжала зубы. Сколько придется ждать? У нас нет времени! До заговора Пацци осталась неделя!

Я уже было открыла рот, чтобы задать Медичи новый вопрос, но Сандро хмуро одернул меня. Наверное, Боттичелли прав. Не стоит испытывать судьбу дважды.

– Надеюсь, что ваш молодой супруг достоин вашей любви, прекрасная Розалия, – сказал Лоренцо и поднялся.

О, ну конечно! Достоин моей любви! Достоин, как никто другой! Мы с Сандро тоже встали.

Лоренцо поклонился, а я снова присела в книксене.

Обморок

Лео сидит в тюрьме уже пять дней. Когда его отпустят – известно одному Богу. Моя нервозность растет день ото дня. В голове роятся сотни вопросов и тревог. Что, если Лоренцо передумал? Или может быть, друзья Лео отказались свидетельствовать за него? А вдруг Медичи просто смеялся надо мной и наговорил утешительных слов, только чтобы побыстрее отделаться от меня? Постоянная нервотрепка, бесконечная усталость, недосып, депрессия. Я схожу с ума от беспокойства. Каждый новый день приносит новые мысли, новые мысли порождают новые страхи, а новые страхи рождают новую боль. Даю слово, я наброшусь на Лео с кулаками, как только он переступит порог дома! С каждым днем моя злость только увеличивается. Хочется плакать, кричать, топать ногами.

Пеппина знает, что я безумно переживаю и мало сплю. Она старается поддержать меня всеми возможными способами: постоянно приносит сладости и выпивку, часами болтает о всякой ерунде. Ей даже удалось уговорить меня пойти вместе с ней в церковь. Через два дня Чистый четверг, поэтому в Сан-Паолино раздают свечи, читают молитвы и поют псалмы.

Я накинула на плечи платок и вышла из комнаты. Уже на лестнице я почувствовала удивительный запах, от которого живот принялся отчаянно урчать. Одним прыжком перескочив через последние несколько ступенек, я влетела в кухню. Глория с суровым видом возилась с тестом. В кастрюльке на печке уже булькал бульон. Я подкралась к столу, решительно схватила кусок апельсинового пирога и сунула в рот, сразу откусив половину.

Глория зашипела:

– Оставьте, госпожа! Это на Пасху! Когда вернетесь из церкви, я накормлю вас лавашным хлебом.

Я вышла в холл и закрыла лицо прозрачной темной вуалью. Не хочу привлекать к себе лишнее внимание.

Я выдохнула только после того, как зашла в храм. Здесь я чувствовала себя в относительной безопасности. Вдруг я ощутила, как зодиак обжег руку. Метка болезненно пульсировала, требуя моего внимания. На меня накатила волна какого-то необъяснимого беспокойства, захотелось встать и уйти, но Пеппина, как будто почувствовав мою тревогу, крепко сжала мне руку.

Служба тянулась долго; зодиак не переставал болезненно зудеть. Мое сердце билось где-то в районе пяток, руки мелко дрожали. Спустя еще какое-то время я начала беспокойно покачивать ногой в воздухе.

Мужчины и женщины толпились вокруг алтаря. Горожане образовывали процессию, которая медленно выползала из храма на площадь. Священники пели что-то грустное и кадили ладаном, запах которого мне совершенно не нравился. Я закашлялась. Надеюсь, они скоро прекратят размахивать кадилами и перестанут понапрасну растрачивать ароматную древесную смолу. Все-таки она безумно дорогая. Хотя… на носу Пасха, важный праздник, капелланы могут и не поскупиться на благовония. Содержимое моего желудка закрутилось колесом, когда толстый священник начал окуривать ладаном нас с Пеппиной. К горлу подступила тошнота, и я согнулась пополам. Господи, какой ужас! Мне еще никогда не было так плохо! Дело в том, что я с детства не переношу запахи мирры и ладана, каждый раз вижу кадило и готовлюсь упасть в обморок. Мои легкие буквально разрывались от нехватки свежего воздуха. Каждый вдох и выдох давались мне ценой больших усилий.

Меня пробивала сильная дрожь. Больше похожий на эхо, голос Пеппины доносился как будто издалека. В лицо снова пахнуло сладким смрадом, и мир вокруг потемнел.

* * *

Кто-то потряс меня за плечо. Я открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд. Не получилось. Голова кружилась и раскалывалась от боли. Я снова закрыла глаза и мысленно простонала. Что происходит? Вокруг, точно пчелиный улей, жужжали голоса. Люди спорили и перебивали друг друга. Эх, не разобрать ни слова.

Я с трудом приоткрыла один глаз. Все вокруг кружилось и плыло.

Да что происходит? Я не лежу и не сижу. Плыву? Нет. Меня несут? Точно! Два человека. Один держит за руки, а другой за ноги. Безумно странные ощущения! Через несколько минут незнакомцы опустили меня на землю и отошли. Все мое тело одеревенело, в голове пульсировала боль, в глазах свербело. Я застонала и перевернулась на живот. Вокруг собралась целая толпа зевак. Люди с интересом таращились на меня.

– Госпожа! – взвизгнула Пеппина. – Госпожа!

Энергично расталкивая локтями городской люд, служанка стремительно приближалась ко мне. Заплаканная, бледная как мел, Пеппина опустилась на колени рядом со мной.

– Бедная госпожа! – взвыла служанка. – Вы упали в обморок. Я жутко испугалась и попросила мужчин вынести вас на воздух!

Я потерла голову и нечаянно дернула присохшие от крови волосы. О, черт возьми! Кажется, я здорово ушиблась. Ну, ничего, ничего. Главное, я снова могу дышать полной грудью. Дурацкие благовония!

– Во всем виноват ладан, эти жуткие пары… – прохрипела я, окидывая толпу внимательным взглядом. Не хочу прослыть ведьмой, которая падает в обморок при виде распятия.

Мрачные взгляды горожан тут же смягчились.

– Избалованная неженка, – проворчал какой-то мужчина. Народ начал расходиться.

– Розалина! – прокричал знакомый голос.

Тело болело, сквозь силу я привстала на локти и огляделась вокруг. Кто-то зовет меня. Боттичелли? Но… с каких пор он называет меня Розалиной? Розалина… немецкая версия моего имени…

И тут я увидела его. Мои уши заполнил какой-то странный непонятный шум, все вокруг сжалось в точку и скрылось вдали. Со стороны рынка ко мне бежал Леопольдо. Он напоминал больного, подхватившего лихорадку. Давно небритый подбородок отливал синевой, под глазами пролегли темно-лиловые тени. Слава богу, он жив! Я пробежала взглядом по его силуэту вниз, а потом снова вверх: на теле никаких следов пыток. Лео взял меня за руку и помог подняться. Вдруг он порывисто обнял меня, прижавшись щекой к моей щеке.