— Вы не припомните, кто именно интересовался профессором? — тут же осведомился Крячко.

— Ну кто?.. — Его собеседник наморщил лоб. — Где-то месяца три назад к нам приезжал известный американский геронтолог Оливер Бул. Он долго беседовал с Николаем Романовичем, расспрашивал его об исследованиях, ознакомился с лабораторией. Этот ученый пригласил Береженникова на конгресс геронтологов в США. Ранее, полгода назад, у нас была целая делегация из Японии. Профессор Нукуо Огияма считается крупным специалистом-геронтологом. Он привозил учеников, чтобы те могли лично ознакомиться с работой российских коллег. Они тоже остались очень довольны визитом в наш НИИ. Трое учеников Огиямы даже проходили у нас месячную стажировку.

От Артацких Станислав направился в лабораторию Береженникова. Он лишь шагнул за ее дверь и сразу же ощутил характерный запах животных, на которых ставились опыты. Несмотря на отсутствие руководителя, работа в этих стенах шла полным ходом. Сотрудники лаборатории что-то кипятили в колбах, что-то инъецировали мышам и морским свинкам, что-то рассматривали под микроскопом. В данный момент здесь работали где-то полтора десятка человек, никак не меньше.

Стас подошел к молоденькой сотруднице, которая что-то писала в толстенном журнале, и осведомился у нее на предмет того, с кем ему было удобнее побеседовать. В ответ он услышал, что ему стоит пройти в кабинет заместителя их руководителя, старшего научного сотрудника Кульминева Василия Прохоровича. Девушка указала в сторону просторного стеклянного бокса, расположенного в углу лаборатории и занавешенного изнутри шторами светлых тонов.

Крячко, сопровождаемый любопытствующими взглядами людей в белых халатах и таких же шапочках, прошел к кабинету заместителя. Моложавый тип, чем-то похожий на мультяшного Карлсона, на появление постороннего человека отреагировал без всякого намека на удивление или раздражение. Мол, пришел ты сюда, ну и ладно.

Кульминев флегматично ответил на приветствие визитера и поинтересовался, чем может быть полезен. Сообщение Стаса о пропаже Береженникова он воспринял все с тем же невозмутимым, флегматичным видом, словно исчезновение профессоров в этом НИИ — дело совершенно обыденное и заурядное. Мол, ну да, что-то такое я краем уха уже слышал.

Отвечая на вопросы Крячко, Кульминев сказал, что последний раз видел своего непосредственного шефа вчера, примерно в первом часу пополудни. Тот посетовал на то, что у него несколько разболелась голова, заявил, что поэтому решил уехать домой пораньше, объявил и всем своим сотрудникам короткий день. Из института он отправился на своей «Гранте», которую купил в конце минувшей зимы.

— А вы не в курсе, где именно профессор паркует свою машину дома? — поинтересовался Станислав.

— Знаю, — ответил Кульминев и неспешно кивнул. — У него есть гараж в кооперативе «Трасса». Он им владеет уже лет десять. Откуда мне это известно? Мы живем с ним в одном доме, и наши гаражи расположены в пределах прямой видимости. Друг к другу в гости не ходим, но у дома периодически встречаемся. Человек он простой, общаться с ним легко и приятно. Как его подчиненный могу сказать, что с шефом нам всем, здесь работающим, очень повезло. Слух о том, что он пропал без вести, прошел еще утром, после звонка Тамары Аркадьевны, но никому из нас не хотелось верить в это. Почему? Если вдруг пропал такой человек, как Николай Романович, то это значит, что с ним случилось нечто очень скверное. А это очень плохо для всех нас.

— Василий Прохорович, а исчезновение Николая Романовича не могло быть связано с той работой, которую вы здесь проводите? Вот, например, сейчас вы чем занимаетесь? — проговорил Крячко и вопросительно взглянул на своего собеседника.

— Мы занимаемся многими вопросами. В частности, работаем над стабилизацией теломеров хромосом. Это очень важный фактор в укреплении здоровья пожилых людей и их долголетия, — ответил тот.

— Теломеров? — Станислав был весьма озадачен услышанным. — А что это такое? Про хромосомы из школьной программы что-то помню, вот про теломеры вообще не слышал.

— Как бы вам объяснить? — Василий Прохорович развел руками. — Хромосомы — это то, в чем содержится наша ДНК. Если представить себе хромосому в виде шнурка от ботинка, то теломеры — это что-то наподобие пластмассовых наконечников на его концах. Они удерживают спирали ДНК вместе и не позволяют им, например, склеиваться друг с другом. Если же это происходит, то клетка уже не может нормально функционировать.

— Очень любопытно. Они, эти теломеры, по каким-то причинам могут как-то ломаться, да? — Стаса и в самом деле очень заинтересовала эта тема.

— Да, с возрастом теломеры укорачиваются. Поэтому происходит та или иная деградация как отдельных органов, так и всего организма в целом, — с грустинкой в голосе ответил Кульминев. — Укорачивают теломеры и всякие иные факторы, как, например, ультрафиолет, всевозможные вредные радикалы, возникающие из-за неправильного обмена веществ, неправильного питания и многих других причин. Укороченный теломер — укороченная жизнь. — Василий Прохорович сокрушенно вздохнул. — Организм с этим борется, вырабатывает белок теломеразу, которая укрепляет и удлиняет теломеры. Но это же самое побуждает клетки к злокачественному перерождению. То есть мы постоянно находимся между Сциллой и Харибдой. В преклонном возрасте нам грозит если не деградация органов, то онкология. Вот мы и пытаемся найти такие методики, которые помогут избежать негатива, приумножить позитив.

— Ага! — Стас понимающе кивнул. — Именно профессор Береженников дальше всех продвинулся в вопросах регулировки теломеров. Я прав?

— Ну, вообще-то да, — сказал Кульминев. — Несколько препаратов растительного происхождения, разработанных им, сейчас проходят испытания на животных и уже показали весьма впечатляющие результаты. После их применения продолжительность жизни подопытных мышей увеличилась в два раза. Применительно к человеку это как минимум дополнительные лет сорок здоровой, активной жизни.

— Ух ты! — подивился Станислав. — Сорок лет! Это круто! А тем иностранцам, которые к вам сюда приезжали, вы об этом рассказывали?

— Оливеру Булу и Нукуо Огияме? — Собеседник Крячко утвердительно кивнул. — Да, в общих чертах мы с ними делились информацией. Разумеется, в пределах допустимого. Николай Романович в этом смысле человек очень строгий: и сам лишнего не сболтнет, и своим сотрудникам не позволит. Кстати, я с такой позицией полностью согласен. Вот когда мы все свои разработки запатентуем, тогда пожалуйста, пусть знакомятся, изучают, кто пожелает. Согласитесь, что любое научное открытие — это не наше, личное, а государственное достояние. Разбазаривать его никто не имеет права.

— Сейчас я разговаривал с Дмитрием Алексеевичем Артацких. Он считает, что Николая Романовича могли похитить, чтобы заставить его работать в подпольной лаборатории. Как вы думаете, это реально? — задал Стас очередной вопрос.

— Я такое вполне допускаю, — ответил Василий Прохорович. — Но не исключаю и то, что его могли просто похитить и убить. Не дай бог, конечно! Это был бы страшный удар по науке в целом и геронтологии в частности. Кто мог бы стать заказчиком подобного преступления? Их много. Вот, скажите, Станислав Васильевич, что было бы, если бы преступность разом вдруг исчезла, не стало бы краж, убийств, грабежей? Вы представляете, сколько людей осталось бы без работы? Миллионы! Стали бы не нужны полиция, прокуратура, суды, пенитенциарная система. Вот так же и здесь. На болезнях и смерти людей держатся медицинская индустрия, фармакология и похоронные конторы. Им-то тогда куда идти, если люди вдруг перестанут болеть и умирать? Особую угрозу я вижу в лице кладбищенских мафий. Там рулит весьма жесткий криминал, который едва ли имеет хоть какие-то нравственные тормоза.