— А что про другие ночные события? — осторожненько, как бы между прочим, спрашиваю то, что на самом деле тревожит меня больше всех подпольных лабораторий мира вместе взятых.

— Что касается Харина, то официальная версия на данный момент — сведение счетов. Он, видишь ли, своей принципиальностью и беспримерным упорством в борьбе с преступностью очень уж мешал всяким подонкам. Вот и домешался. К нему домой пробрались бандиты, он начал отстреливаться, завалил одного. Другой кинул в него гранату, но и сам при этом пострадал. Взрыв вызвал пожар. Так что, глядишь, Харин еще орден посмертно получит. Кстати, тебя могут тоже дернуть по этому делу. Следователям может придти в голову спросить, почему он хотел тебя упрятать в камеру. Так что будь готов.

— За это я меньше всего беспокоюсь. Я знаю, что им сказать.

— Вот и прекрасно. И не забудь, что с десяти часов вечера прошлого вечера мы с тобой были вместе. Искали твою Маргариту.

Я заявляю, что все прекрасно помню без его напоминаний и перехожу к Беднову.

— Про это я знаю меньше, — говорит Игорь. — Связывают это с теми двумя первыми покушениями на Федорова. И еще ищут какого-то Артура Ирамова. Это близкий друг Беднова. Чем занимается неизвестно, но всегда при деньгах. Ночью он вместе с Бедновым в казино был. Когда Беднов ушел, он остался. А утром хватились, он как в воду канул. Вообще у меня сложилось впечатления, что после этой ночи из всей этой шайки в живых остались только тот, что пытался скрутить тебе шею, и этот Ирамов. Само собой разумеется, если не считать химиков и самого Федорова.

— А охранник на проходной?

— Пока предполагают, что он не причем. Просто неудачно попал под раздачу.

Мы присаживаемся на длинную ветхую скамейку с оторванной спинкой, и Сорока доводит до моего сведения, что у него есть план, каким образом можно выяснить все насчет пресловутой кассеты. Однако для его успешного воплощение требуется и мое участие.

— Постой, дай-ка я попробую угадать, в чем оно заключается. Я должен буду сыграть роль приманки?

— Ну, вообще, можно сказать и так. Мы находим этого твоего белобрысого и ты ему втолковываешь, что кассета у тебя, и ты готов ее отдать при условии, что тебе хорошо заплатят. А условия передачи и цену ты будешь обсуждать только с его хозяином. Забьешь ему стрелку где-нибудь в людном месте, и будешь торговаться. А мы, тем временем, возьмем его под наблюдение. Цену надо будет заломить покруче, пусть почешутся. Здорово придумано?

— И кто же автор этого чудо-плана, Шитрин или сам Барышев?

Сорока немного мнется как девица на сватанье, потом выкладывает, что ни тот, ни другой здесь вообще не при чем. При проведении операции будут задействованы агенты службы безопасности, кроме меня и Сороки, потому что это именно они ищут связь между Коциком и пресловутым «ЦРУ», во-вторых, чем меньше людей про это будут знать, тем лучше. Харин мог быть далеко не единственным, кто сливал информацию на сторону.

— Только вы забыли, одну небольшую деталь, горе-планировщики, — говорю я. — Чтобы сказать белобрысому про кассету, надо этого белобрысого еще найти. А без этого весь ваш блестящий план годен только на то, чтобы подтереть им сам знаешь какое место.

— Найдем, ты за это не тревожься. Кассета кассетой, а за нападение на Веронику Павлову отвечать ему все равно придется. И за газ. Если бы ты не вмешался, что угодно могло произойти. Это же самый настоящий терроризм. Короче, главное, чтоб ты был согласен.

— Где вы его будете искать?

— Сначала, еще до того как возник это план, я думал с твоей помощью составить фоторобот и дать ориентировку всем оперативным службам города. Но когда я описал Жулину его портрет с твоих слов, тот признался, что уже и сам справлялся насчет этого типа и просил проверить по базе данных. Мы предполагаем, что это некто Илья Калачев, более известный как Абрам. Если он пользуется своим настоящим паспортом, то где-нибудь мы его да зацепим.

— А если они на стрелке спросят, а что на кассете?

— А ты им честно и ответишь, что не знаешь. Да и про кассету тоже можешь не уточнять, детали встречи мы еще утрясем. Скажешь, что ты знаешь, например, номер и код ячейки на центральном автовокзале, которые тебе сообщил Коцик на тот случай, если с ним что-нибудь случиться. По его словам ты понял, что там лежит нечто очень важное, поэтому когда он умер, ты никому об этом не рассказал, решив, что эта хреновина принесет тебе выгоду. А что это, ты специально не смотрел, когда меньше знаешь — крепче спишь. Ты просто хочешь заработать, а все остальное тебя не касается. Вот так ты им и ответишь. Но это, и тут ты прав, будет потом, а пока его надо найти.

— Хорошо. Ищите своего Абрама, а найдете, свистните. А я пока подумаю, стоит принимать участие в вашей затее или нет. Теперь мне пора бежать.

Я не сказал Сороке, что он вовсе не первый, кому в голову пришла подобная идея. Еще тогда, когда в квартире убитой Ольги я обшаривал карманы Калачева, то подумывал, не сунуть ли ему в грабли записку с номером моей мобилы и словами, типа, «то, что вы ищите — у меня», но решил не рисковать. Он мог проваляться в отключке гораздо дольше предполагаемого и, как следствие, быть обнаруженным в квартире вместе с трупом. Тогда моя писулька попала бы следователю на стол и вызвала массу неудобных для меня вопросов.

Игорь еще что-то продолжает мне объяснять, но я его почти не слушаю. Я думаю о том, что не останься я ночевать у него дома, я бы уже рассказал ему, что Абрам работает на некоего Анатолия Адольфовича и чтобы отыскать его, не надо переворачивать весь город. Достаточно сеть на трамвай и прокатится до центра. Но я остался и теперь все будет по-другому.

Перед тем как расстаться, Сорока еще раз напоминает о сугубо конфиденциальном характере операции, о том, что, возможно, речь идет об интересах государственной безопасности, а это значит, что мои коллеги по «Зете +» тоже не должны ничего знать об этом, ни одна жива я душа.

Я успокаиваю его, заявляя, что и сам заинтересован в этом, так как моему шефу Царегорцеву все это может страшно не понравится, да и другим коллегам тоже.

В полном противоречии с тем, что я говорил Сороке, держу путь именно в «Зету +», где меня уже давно дожидаются Царегорцев с Альваресом. Весь остаток дня мы посвящаем решению множества проблем, возникших в связи с последними событиями и новыми открывшимися обстоятельствами. Нашему шефу, конечно же, все это не нравится (здесь я сказал Сороке чистую правду), он ворчит, брюзжит, стонет и жалуется, говорит, что предупреждал, что все так и будет, но изменить все равно ничего нельзя, он это понимает, поэтому сам активнейшим образом включается в мероприятие, которое в учебниках по менеджменту именуется «мозговым штурмом».

Мы с Вано вываливаем на стол все известное нам, а потом все вместе стараемся привести отдельные факты к единому знаменателю. Картина получается далеко неполной, поэтому Альварес вынужден напяливать свой потертый кожаный куртяк и оправляться на очередное задание.