Я задался вопросом, связана ли патологическая замкнутость финнов с тем, что принято считать негативными аспектами финского общества – меланхоличностью, депрессивностью, агрессивностью и т. п. Или это, наоборот, следствие исторических травм, нежелания обсуждать многочисленные конфликты и потери? Или же просто побочный эффект климата, который, как считает Ричард Льюис, в этих местах слишком суров, чтобы побуждать к веселой болтовне?

Упорное молчание финнов идет рука об руку с другой их известной чертой – пьянством. Но следует ли считать пьянство попыткой справиться с добровольной самоизоляцией, или это взаимообусловленные явления? Другими словами, что первично – выпивка или молчание?

Встречаются два финна, Ханну и Яакко. «Выпить хочешь?» – спрашивает Ханну. Яакко кивает, и они идут к Ханну домой.

Первую бутылку водки они выпивают молча.

Открывая вторую, Ханну спрашивает: «Ну, как жизнь?»

«Мы же вроде выпивать собирались?» – раздраженно отвечает Яакко.

Когда я рассказывал о своей предстоящей поездке в Финляндию, все собеседники считали своим долгом предупредить меня о финском пьянстве. Предостережения варьировались от легких намеков вроде: «Да, они любят накатить стаканчик-другой» – до тревоги: «Вы будете там в субботу вечером? Имейте в виду – это ад кромешный!»

Такое мнение о финнах характерно не только для моего круга. В справочнике по этикету для иностранных менеджеров, отправляющихся работать в Финляндию, говорится: «Небольшое предупреждение: коктейль или дижестив[76] с финскими гостями может затянуться до бесконечности. Финны не любят оставлять после себя полные или даже полупустые бутылки».

Ян Сибелиус известен своими трех-четырехдневными запоями. Известным выпивохой был бывший премьер Ахти Карьялайнен, которого арестовывали за пьяное вождение и в конце концов уволили из-за алкоголизма. Экстремальное пьянство – важная составляющая музыки death metal, одной из главных статей финского экспорта, наряду с мобильными телефонами и древесиной. Финские пилоты «Формулы-1» тоже всегда имели репутацию сильно пьющих. Припоминаю, что одного из них как-то осудили за единственное в своем роде преступление – «выход под парусом в нетрезвом виде». И по сей день эстонцы забирают детей с улиц и спасаются бегством, когда приходит паром из Хельсинки и сотни томимых жаждой финнов сметают с полок супермаркетов дешевый алкоголь.

В первые дни в Хельсинки я не замечал свирепствующего алкоголизма. Осколков бутылок и следов блевотины на улицах не было. Автомобили ездили строго по правилам. Краснолицые мужички, распевающие матросские песни, с увесистыми бумажными пакетами в руках мне не попадались.

Мнение о финнах как о заядлых выпивохах выглядит несколько странно: исходя из среднедушевого годового потребления алкоголя, они пьют вполне умеренно. Большинство источников указывает цифру от 10 до 12 литров на человека в год (в пересчете на чистый алкоголь). Это довольно средний показатель по сравнению с другими европейскими странами. Шведы действительно пьют меньше, но их правительство тратит на антиалкогольную пропаганду больше, чем любая другая страна в мире. Дания, Британия, равно как и две трети стран, упомянутых в глобальном отчете ОЭСР 2010 года о влиянии алкоголя на здоровье населения, выпивают больше. Исследование употребления алкоголя в Скандинавских странах, проводившееся в середине 1980-х, показало, что все жители региона в целом одинаково относятся к спиртному, за исключением исландцев, которые активно одобряют пьянство. Так откуда берется репутация финнов как сильно пьющих людей?

Матти Пелтонен возглавляет отдел социальной истории Университета Хельсинки. С 1980-х годов он изучает отношения своих соотечественников с алкоголем. Во время нашей встречи в одном из величественных университетских зданий, построенных в центре Хельсинки в XIX веке, он рассказал мне о первоисточнике шуток на тему финнов и выпивки.

«Именно финны стали первыми рассказывать все эти анекдоты, иначе кто бы их узнал? – сказал Пелтонен безучастным тоном. – Мы сами создали этот абсурдный миф».

Обычно негативные национальные стереотипы распространяют жители соседних стран – например, британцы обвиняют французов в том, что они «себе на уме», американцы считают, что канадцы «тормозят», и тому подобное. Но Финляндия решила, что не стоит никого затруднять, и создала свой негативный имидж самостоятельно. Пелтонен писал о склонности финнов «доходить до крайностей в стремлении дискредитировать наш национальный характер». Но почему они решили запятнать свое имя именно таким способом?

Пелтонен винит в этом движение за трезвость, возникшее в Финляндии в начале XX века как следствие классовой борьбы между правящими сословиями и нарождающимися рабочими движениями. Истеблишмент утверждал, что трудящиеся классы не могут голосовать, поскольку большую часть времени находятся в нетрезвом состоянии. Рабочие движения в ответ предложили ввести обязательную трезвость и сухой закон. Но у плана был существенный изъян, о котором прекрасно знали обе стороны: тогда финны пили еще меньше, чем сейчас, – не больше 2 литров алкоголя в год.

«Им было трудно протолкнуть сухой закон, поскольку все и без того были трезвенниками. Народу просто не на что было пить, – рассказывает Пелтонен. – Рабочее движение использовало идею трезвости, чтобы иметь возможность сказать: “Мы представляем абсолютно трезвых людей, поэтому должны больше влиять на общественную жизнь”».

Политические лидеры распространяли миф о том, что финские трудящиеся не способны справляться с тягой к выпивке, что алкоголь делает их необузданными и дикими. Утверждалось даже, что это биологически обусловленное явление, некая врожденная особенность организма. Они опасались, что доказавший свою трезвость и способность отвечать за свои поступки рабочий класс станет претендовать на расширенные политические права. А поскольку трудящиеся и без того были в огромном большинстве трезвыми и ответственными, все выглядело как политика свершившегося факта.

Финны так решительно настроились искоренить свое воображаемое пьянство, что в 1919 году навязали себе сухой закон. Это привело к неизбежной контрабанде и многочисленным смертельным случаям в результате употребления самогона. Показательно, что первый финский художественный фильм, снятый примерно тогда же, рассказывал о фермере-самогонщике. Воображаемое представление финнов о самих себе воплощалось в жизнь.

Долгое время после отмены сухого закона в 1932 году в стране существовала карточная система – каждому взрослому жителю предоставлялась квота на покупку спиртного. Затем ее сменила государственная монополия винных магазинов, как в Исландии, Норвегии и Швеции. В Финляндии ее представляют жуткие государственные магазины Alko. По отношению к обычному потребителю все это выглядит унизительно, но в последнее время наметились некоторые послабления – магазинов стало больше, и некоторые из них иногда даже открыты.