Хегайн упал, затем культисты задавили числом последних троих штурмовиков. Хазад тоже утащили куда-то в толпу. Перед Спинозой вырос дородный мужчина с окровавленным лбом, на котором ярко блестело несколько вживленных металлических штифтов.

Она втопила крозиус ему в лицо и развернулась, сжимая булаву обеими руками, готовая ответить на летящие со всех сторон удары. Еще несколько секунд она успешно противостояла толпе, принимая атаку на броню. Расщепляющее поле Серебряного ярко пылало в темноте подземелья.

Но тут что-то тяжелое стукнуло Спинозу по затылку, и она оступилась. Лазерные лучи колотили по доспеху, отчего ее бросало из стороны в сторону. Что-то врезалось в спину. Она попыталась поднять крозиус, но удары посыпались градом, и изображение в линзах шлема скрылось за пеленой помех. Серебряный выпал из ее рук. На затылок обрушился еще один тяжелый удар, и Люче упала на спину. Она пыталась подняться, но ствол оружия ткнулся ей в горло, прямо в щель между шлемом и горжетом. Дознаватель напряглась, готовясь услышать звук выстрела, но его не последовало.

Системы брони постепенно устранили помехи, мешавшие Спинозе видеть. Движением века она отключила весь поток тактических данных, вывалившийся на дисплей, и обнаружила, что смотрит прямо в зеркальную маску лидера культа. Он склонился над ней, безоружный, но его последователи по-прежнему толпились вокруг, держа дознавателя на прицеле.

Спиноза почувствовала, как чьи-то руки скручивают шлем с ее головы. Воздух в пещере пах потом и безумием.

Ложный Ангел присел на корточки рядом с ней и тоже снял шлем. Оказалось, что под маской скрывается обычный человек, мужчина без каких-либо явных следов скверны. На левой щеке красовалась единственная татуировка. В остальном его кожа была гладкой.

— Ты охотилась на нас, дочь моя, — произнес Ложный Ангел. Без вокс-искажения его голос звучал ровно и звучно. Похоже, он был родом с верхних уровней улья. Не какая-то шваль из работяг. — Ты причинила нам немалую боль.

Он махнул рукой одному из своих стражников, и тот достал из подсумка шприц. Спиноза дернулась, пытаясь вырваться из хватки культистов, но те крепко прижимали ее к полу.

Ложный Ангел поднес иглу к шее дознавателя.

— Я живу лишь для защиты праведных и наказания грешников. Ты так мало знаешь, — скорбно произнес он. — Пришло время тебя просветить.

Он ввел иглу и нажал на поршень. Какое-то время Спиноза ощущала лишь боль от укола и смогла плюнуть врагу в лицо.

— Император защищает, — прошипела она.

Ложный Ангел улыбнулся, не обращая внимания на стекающую по лицу струйку слюны.

— Верно, — кивнул он, аккуратно извлекая иглу, — но только если ты ему это позволишь.

И тогда пришла настоящая боль. Спиноза изогнулась, ее конечности свело судорогой, а на грудь навалилась невыносимая тяжесть. Глаза закатились, и она увидела, как потолок пещеры улетает все выше и выше.

— Импер… — прохрипела Спиноза, после чего ее окутала тьма.

Дознаватель потеряла сознание.

Глава двадцатая

Длинная галерея проходила по верхним уровням базилики Торрентес. Узкие витражи из разноцветного стекла медленно наливались цветом по мере того, как восходящее солнце вставало из-за облаков, отбрасывая золотистые отблески на толстый багряный ковер. Внутреннюю стену коридора украшали вычурные чеканные барельефы из золотого листа. Тяжелые извивы драгоценного металла нависали друг над другом, словно соревнуясь в безмерной, гротескной роскоши. Астрологические устройства теснились над изображениями воинов и рыцарей, космических кораблей и неведомых чудищ. Барельеф занимал всю двухсотметровую стену галереи. На его изготовление, наверное, ушли десятки лет.

Кроул подумал, что получилось невероятное уродство. Рев немногое потерял, оставшись внизу присматривать за пришвартованной «Тенью». Ноги инквизитора утопали в длинном ворсе ковра. Странное ощущение после жизни, проведенной в трущобах ульев, среди асфальта и рокрита. Рядом с Кроулом шагал Наврадаран. Кустодий возвышался над немодифицированным человеком. Его силовая броня работала почти беззвучно и мягко блестела в лучах солнца. Тупой конец огромного копья стража скользил над поверхностью ковра, не касаясь ткани.

Вокруг больше никого не было. Гулкие своды галереи были изолированы от шума улиц Терры — настоящее убежище от вездесущей грязи и толп людей.

— Ты провел немало времени в Сальваторе, Кроул, — сказал кустодий таким же звучным, как и раньше, голосом.

— Он мне нравится.

— У тебя там целая крепость.

— Досталась в наследство.

— Как часто ты появляешься здесь?

— Редко. — Инквизитор обвел взглядом витражи с памятными записями о битвах, гремевших за пол-Галактики отсюда. Он даже не знал названий половины из этих миров. — Снаружи попасть сюда непросто.

— Рад это слышать.

— Но Фелиас смог, правда ведь?

Кустодий остановился перед обсидиановым постаментом со стоящим на нем скульптурным изображением святой Катарины из ордена Чудотворного Покрова.

— Фелиас был лордом-инквизитором Ордо Ксенос. Он имел на это право.

— А еще он не жил постоянно на Терре. — Кроул кисло смотрел на перегруженные завитушками надписи у основания статуи. — Что ему вообще было здесь нужно?

— У нас были темы для разговора.

— Он работал на тебя?

— Он работал на Трон. Но нас беспокоили одни и те же вещи, это так.

Наврадаран снова двинулся вперед тяжелой размеренной походкой, которая, казалось, соответствовала ритму вибраций планеты. Если бы Кроул не видел кустодии в бою, то мог бы решить, что тот неуклюж. Но это все было частью иллюзии.

— Считать, будто стражи Дворца изолированы здесь, что мы практически слепы и глухи, — распространенное заблуждение, — продолжил Наврадаран. — Мы были бы плохими стражами, будь это действительно так. Не только у ваших орденов есть агенты по всему Империуму. Мы много узнаем из пространства вокс-эфира.

— То есть что-то все-таки случилось?

Наврадаран повернул голову и посмотрел на инквизитора, не замедляя при этом шаг. Крылатый шлем стража ярко сверкал в солнечных лучах, а рубиново-красные линзы загадочно мерцали.

— Говори, что хотел. У меня много обязанностей, а сегодняшний день обещает быть долгим.

Кроул сунул руку в один из подсумков на поясе, вытащил вокс-капсулу и передал ее кустодию.

— Послушай и узнаешь, что случилось с Фелиасом. Он рассказывает о том, что, по его мнению, тут происходит. Упоминает Квантрейна. Знакомое имя? По-моему, все его знают. И он где-то здесь. Я должен его найти.