самого дня, казалось, Тору делал все, чтобы превратить ее жизнь в мучение. Сегодняшняя провинность стала последней каплей, решила она. Пришло время ей действовать – как только она закончит переносить эти свитки.

Маки подняла взгляд на кипу свернутого рукописного пергамента, которую она принесла из внутренних складов. Среди них был один, который она узнала, толстый свиток, обвязанный красным кожаный шнуром, обернутым вокруг застежки из слоновой кости. Она помнила, что это была картина, пейзаж, написанный угольной тушью суми. Это явно была работа мастера, широкие мазки кисти, от которых казалось, что горы вот-вот выпрыгнут из бумаги, и лишь тончайший след туши для облаков – столь разные техники, что было сложно поверить в то, что они были нанесены одной рукой.

Что ж, думала она, в работе одной были свои преимущества. Никто не станет ругать ее, если она немного передохнет и еще раз взглянет на картину. Ее рука протянулась к застежке, быстро развязав шнур. Пергамент казался тяжелым в ее руках. Подойдя к стене коридора, она повесила кожаный шнур на держатель для факела, и отступила назад, позволяя собственному весу свитка развернуть его, пока он не повис перед ней в идеально ровном виде.

Легкий ветерок пронесся по коридору, и из дальнего его края донесся шум воды. Кто-то, должно быть, открыл дверь на одну из террас, выходящих к водопаду. Маки не беспокоилась, что ее могут поймать. Лишь единицы заходили так высоко, в эти залы, где хранились картины в огромных стопках свитков. Искусство было приятным времяпрепровождением, но оно не могло помочь справиться с разъяренными ками, или защитить помещение от гадальных зеркал соратами. Поэтому, оно считалось фривольностью, а в эти дни мало кто проявлял интерес к фривольностям.

Картина была точно такой, какой она ее запомнила. Невероятно высокие горы, украшенные тонкими водопадами, стекавшими, словно ленты к предгорью, прежде чем исчезнуть в тумане нижнего края пейзажа. На центральном пике располагался одинокий чайный домик на вершине тропы, спускавшейся по скалистому склону.

Традиционно в подобных пейзажах изображались пилигримы, бредущие вверх по тропе, дабы воздать молитвы и почести у одного из горных алтарей. Это придавало композиции жизни и ощущение масштабности. Но эта картина отличалась. На тропе никого не было, как не было птиц в облаках, и лишь несколько всклокоченных сосен цеплялись за скалистые выступы гор. Она представила себе художника, на закате своей карьеры, сидящего в каком-нибудь горном домике, его зрение все чаще подводит его, но сухие руки все также тверды, как во времена его юности. Здесь, в этом одиноком месте, так близко к его последнему пристанищу, он осознал совершенство величия природы. Гора стоит в одиночестве. Она не потерпит ни единого смертного, решившего взобраться по ее тропам, ни единого… Маки моргнула. Это что, пятно на пергаменте?

Она подошла на шаг ближе. Там, в двух третях пути над крутой тропой к маленькому чайному домику, она ясно разглядела силуэт. Он был крошечным на фоне пейзажа, но она смогла различить его посох и чашу нищего – монах. Ее взгляд поднялся выше по тропе, и она довольно ясно разглядела больше фигур в чайном домике, четыре в общей сложности. Как это возможно? Как она упустила их, когда обнаружила картину два года тому назад? Невероятно, подумала она, но и перепутать ее она никак не могла: это был тот самый пейзаж. Она подошла еще ближе, и ветерок пронесся по коридору, принеся с собой запах горного воздуха и холодных брызг водопада. Она закрыла глаза, и звук бурлящей воды наполнил ее слух.

*   *   *   *   *

Старик высунулся из окна чайного домика, вглядываясь вниз сквозь туман раннего утра, на тропу, вьющуюся вниз, к подножью горы.

- Он идет, -  сказал он, отвернувшись от окна и стряхивая блестящие капли росы со своей длинной седой бороды цвета слоновой кости. – Единственная встреча каждые 1 000 лет. Можно было бы и не опаздывать.

- Оставь его, - сказал другой человек, столь же старый, как и первый, сидящий на низком табурете за длинным столом посреди комнаты. Поверхность стола была изрезана паутиной линий, ведущих от краев стола к его центру, подобно хитрому лабиринту. Установленные в местах пересечения линий, находились фигурки различных форм: змея, мотылек, сидящий самурай, и другие. Сидящий человек внимательно разглядывал их, время от времени потягивая длинную узкую трубку, которую он держал в зубах. Его глаза отражали рубиновое сияние углей в чашечке трубки. Едкий запах серы наполнял чайный домик. – Он был более занят, чем все мы, последнее время.

Из-за двери послышался звук шарканья кожаных ботинок о щебень, и третий человек появился в дверном проеме чайного домика. Он тяжело опирался на скрученный посох из твердой вишни, с единственным листиком изумрудно зеленого цвета и крупным шипом, растущими на его верхушке. Деревянная чаша для милостыни свисала с пеньковой веревки на его талии. – Трубка, Серебряная борода, - сказал он, кивая двум старикам в домике. – Он идет. Я видел его на тропе.

- Мы тоже его видели, Шип, - ответил Серебряная борода, отвернувшись от окна. – Он думает, что он умник, заставив всех нас его ждать. Почему он не прыгнет и не подлетит наверх?

Трубка сбил немного углей на пол. – Он уважает собрание выбранной формы.

- Пф, - фыркнул Серебряная борода. – Ничего он не уважает. Я даже начинаю думать, что наши маленькие воссоединения, это пустая трата времени.

Шип засмеялся, смехом, похожим на шелест листьев на сильном ветру. – Ты так говоришь на каждой нашей встрече, и все же, что-то тебя возвращает сюда каждые 1 000 лет.

- Он одинок, - сказал Трубка, ухмыляясь.

Серебряная борода хмуро ответил на его ухмылку. – У меня есть надежда.

- Надежда? – Трубка поднял лохматую бровь. Его губа подернулась, и тонкая лента дыма поднялась из его рта к потолку. – Надежда на то, что он изменится? Надежда на то, что он сбросит бесконечность пороков и выйдет из тьмы, чтобы снова лететь с тобой перед взором солнца? Ты можешь с тем же успехом ждать, пока каждый смертный в Камигаве обретет просветление!

- Я надеюсь на это тоже, - сказал Серебряная борода, тихо отворачиваясь и выглядывая в окно.

Трубка выдул очередное облако едкого дыма и усмехнулся Шипу, который медленно подошел и присоединился к нему за столом. Трубка указал на Серебряную бороду, стоящего у окна. – Буд-то он способен отличить смертного от облака в небе, а?

- Я