Я достал из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул собеседнику фотографию с обожженным человеком.

– Вот черт! – выдохнул Эндрю Кларк, бледнея. – Откуда это?

– Предоставил клиент, – сказал я и спрятал фотографию обратно в конверт. – Что ты можешь о нем рассказать?

– Пятьдесят франков, – вновь завел свою шарманку санитар. – Давайте пятьдесят франков и спрашивайте, что хотите. У вас будет полчаса.

– Да мне аванс в сотню выписали! – попытался я поторговаться, но Кларк уперся на своем и не пожелал скинуть ни сантима. Руки так и чесались ухватить длинную шею с крупным кадыком и слегка стиснуть ее, но мне нужны были ответы на вопросы, а вовсе не дохлый санитар, поэтому пришлось раскошелиться.

Я достал из бумажника банкноту в пятьдесят франков и выложил ее на лавку между нами, а когда Кларк потянулся за полтинником, легонько ударил его по руке.

– Сначала ответы!

Санитар поморщился, достал карманные часы и засек время.

– Спрашивайте!

– На чем специализировалось отделение?

Санитар пожал плечами.

– Понятия не имею. Профессор Берлигер никому ничего не объяснял, разве что его ассистент был в курсе. Но с ними поговорить уже не получится. – Эндрю Кларк глотнул молока и поморщился от неприятного воспоминания. – Сгорели оба.

– Но специализация же какая-то ведь была? Шизофрения или…

– Нет!

– Что – нет?

– Не было никакой специализации, – уверил меня санитар. – Диагнозы у всех были разные!

– Но не могли же всех лечить электротерапией!

Эндрю Кларк взглянул на пятьдесят франков и после тяжелого вздоха сообщил:

– Все пациенты были сиятельными. Все до одного.

– Вот как? – хмыкнул я.

Зачем профессору понадобилось собирать сиятельных? От чего он собирался излечить их – нас? – с помощью электротерапии? Какой, черт побери, был у меня диагноз?!

– Истории болезней и списки пациентов отделения – где они сейчас? – спросил я после недолгих раздумий.

Санитар прожевал булку и сообщил:

– Сгорели. Все сгорело. Вышел большой скандал, не смогли даже установить точное количество больных.

Новость эту приятной было не назвать, и все же я не опустил руки и решил зайти с другой стороны.

– Но ведь пациентов откуда-то переводили, так? Наверняка остались записи в других отделениях клиники!

Эндрю Кларк скептически поморщился.

– Сомневаюсь, что кто-то хранил все эти бумажки. К тому же профессору Берлигеру постоянно передавали пациентов из других больниц. Да и что дадут списки? Вашего пропавшего Петра они отыскать не помогут.

Санитар был совершенно прав, но я не дал сбить себя с мысли и спросил:

– Что значит, пациентов переводили из других клиник? Переводили напрямую в ваше отделение? Разве их не должны были предварительно регистрировать в канцелярии «Готлиб Бакхарт»?

– Регистрировать? – рассмеялся Эндрю Кларк. – Никто никого не регистрировал! На кой черт? На моей памяти из отделения никого никогда не выписывали! Только вперед ногами!

По спине у меня побежали мурашки.

Никого не выписывали? Никогда?

Что за лечение такое назначал пациентам заведующий отделением, если никто из них не шел на поправку? И куда смотрело руководство лечебницы? Как на подобное безобразие выделялись деньги? Или всем было просто наплевать?

Тут что-то не сходилось. Я чувствовал это и потому еще раз уточнил:

– Никого не выписывали? Никогда?

Эндрю Кларк кивнул.

– Никого и никогда, – подтвердил он и нахмурился, будто вспомнил какую-то деталь. – Раз только было, но там за больным полиция явилась, все документы изъяли, будто его и не было никогда. Профессор даже с охраной поскандалил. Да! Это как раз перед пожаром случилось!

Я насторожился.

– Точно?

– В тот день, да.

Незадолго до пожара полицейские вывезли из клиники пациента. Что это – простое совпадение или нечто большее? Быть может, этим пациентом был я? Как иначе мне удалось освободиться из карцера?

И кстати, почему меня вообще держали в карцере?

– Перерыв заканчивается, – напомнил санитар, алчно поглядывая на пятьдесят франков. – Пора мне…

– Погоди! – потребовал я. – Те полицейские предъявляли хоть какие-то бумаги? Распоряжения о переводе пациента? Ордер на арест? Они представились?

– Может, и представились, – безразлично пожал плечами Кларк. – Должны были.

– Ты сам их видел?

Санитар кивнул.

– Видел. Еще удивился, помню…

– Чему?

– Один из полицейских полукровкой был. Такая, знаете, характерная внешность, когда в родителях испанцы и аборигены Нового Света намешаны.

– Уверен?

– Среди беженцев от ацтеков таких хватало, – подтвердил Эндрю Кларк. – Но этот точно местным был. Кто же беженца в полицию возьмет?

Действительно, кто?

Я поднялся с лавочки и уточнил:

– Выглядел он как?

– Ну, смуглый такой и черноволосый, с красноватой кожей, – припомнил санитар, пряча в карман белого халата пятьдесят франков. – Невысокий, широкий в плечах. Крепкий. У него на подхвате паренек молодой был, тот чистокровный испанец.

Я с сомнением поглядел на собеседника, но поборол подсознательное желание пырнуть его стилетом, да и требовать деньги назад тоже не стал. Пусть ничего особо важного и не узнал, но одну или две зацепки все же получил.

И, к слову, от какого заболевания лечили в клинике сиятельных? От какого заболевания лечили меня самого?

Эндрю Кларк встал и принялся убирать в бумажный пакет недоеденный завтрак, но я его остановил.

– Последний вопрос.

– Что еще?

– Где тут поблизости можно недорого поесть?

3

День вышел долгим и нервным. Перед возвращением в клуб я заглянул в облюбованную медицинским персоналом столовую через дорогу и плотно там перекусил. Заработал изжогу, но нисколько по этому поводу не переживал, поскольку дальше до самого вечера даже не присел.

Суббота! В клубе – аншлаг и столпотворение, а Жиль лежит в морге, да и Лука со своей простреленной ногой едва передвигается. Как сел в заднем коридоре, так ни туда и ни сюда. Но хоть комната отдыха и гримерки под присмотром.

Сам я курсировал по клубу и время от времени выдвигался на задний двор, а потом Виктор Долин привез Ольгу, пришлось присматривать еще и за ней.