– Как он? – с ходу спросил я, заскочив в кабинет Софи.

– Спасибо, со мной все хорошо, – ответил полулежавший на диванчике Альберт Брандт, сделал глоток коньяка и вновь прижал пузатый бокал к груди.

Лицо поэта после удара электрическим разрядником было бледным, и я бы ему даже посочувствовал, но мне было не до того.

– Лука! Что с ним?

Софи оторвалась от Альберта и соизволила ответить:

– Доктор Ларсен был в клубе, он уже оперирует его. Сказал, что опасаться нечего, все будет хорошо.

– Они на третьем этаже?

– Да.

Я взялся за дверную ручку, но остановился и посмотрел на поэта.

– Мсье Брандт, надеюсь, вы понимаете, что о некоторых вещах распространяться – себе дороже?

– Я сама все решу! – накинулась на меня Софи. – Иди!

– Постой, Жан-Пьер! – встрепенулся Брандт. – А как быть со «Стэнли»? Не думаю, что кто-то поверит в историю с угоном!

Поэт беспокоился по поводу самоходной коляски вовсе неспроста – останься она на месте перестрелки, и визит полицейских не заставил бы себя долго ждать. Поэтому я поспешил его успокоить:

– «Стэнли» – в каретном сарае.

– Отлично! – выдохнул Альберт Брандт и откинулся на подложенную под спину подушечку.

Для законопослушного гражданина он как-то слишком уж легко воспринял собственное участие в двойном убийстве. Впрочем, а успела ли ему рассказать об этом Софи? И если нет, как известие о двух трупах повлияет на тонкую душевную организацию творческой натуры?

– Кузина…

– Иди! – потребовала Софи. – Иди. Я сама со всем разберусь.

Я вернулся к столу, молча забрал початую бутылку французского коньяка и отправился на третий этаж. Там прошел в дальний конец темного коридора и распахнул крайнюю дверь. Операция к этому времени уже завершилась; Лука в беспамятстве лежал на кушетке, простыня на его груди поднималась и опадала в такт медленному дыханию.

Доктор Ларсен, долговязый, сутулый и светловолосый, спокойно насвистывал себе под нос незнакомую мелодию и протирал спиртовым раствором хирургические щипцы. Пиджак он кинул на один из стульев, закатанные рукава сорочки открывали волосатые предплечья.

– Как он, доктор? – спросил я.

– Мы знакомы? – насторожился Ларсен, поправив нацепленное на переносицу пенсне.

– Я Жан-Пьер, кузен госпожи Робер. Мы виделись вчера на втором этаже.

– Приятно познакомиться, Жан-Пьер, – медленно произнес доктор, снял перепачканный кровью фартук и успокоил меня: – Пуля засела в мягких тканях, крупные кровеносные сосуды и кости не повреждены. Не повреждены, да… Пациент принял морфий, надо понаблюдать за ним до утра. – Доктор взял со стола стеклянный стаканчик и потряс его, внутри зазвенел деформированный комочек металла. – Тридцать восьмой калибр, если я что-то в этом понимаю.

Я достал из шкафа со стеклянными дверцами два стакана и наполнил их коньяком из прихваченной с собой бутылки.

– «Фрапин»? – узнал этикетку Ларсен, взял протянутый стакан и прищурился. – Мы точно не встречались раньше?

– Нет, – соврал я и в несколько длинных глотков влил в себя коньяк. Тот мягким огнем провалился в желудок, стало тепло и приятно.

Доктор тоже не стал смаковать благородный напиток и последовал моему примеру, а после того, как я разлил из бутылки остатки, он приоткрыл оконную раму и уселся на подоконник.

– С ним все будет хорошо, – заверил Ларсен и достал сигару. Срезал ножичком кончик, затянулся и выдул дым на улицу. – Пусть только не перегружает ногу, иначе могут разойтись швы. Осмотрю его завтра. Заодно поменяю повязку, да…

Я уселся в кресло рядом с кушеткой, отпил коньяка, откинулся на спинку.

Доктор Ларсен ушел через десять минут. Стаканчик с пулей так и остался стоять на столе.

Гаспар и Антонио подошли сразу после закрытия клуба. Справились насчет здоровья Луки и расселись в ожидании Софи, но надолго их спокойствия не хватило.

Красавчик перебрался к открытому окну и закурил, а испанец взял стаканчик с пулей и потряс его.

– В Луку таких надо десяток всадить, – нервно пошутил он.

Кусочек металла неприятно стучал о стекло, и я попросил:

– Прекрати!

Антонио затянулся и спросил:

– Расскажешь уже, что произошло?

– Софи хотели похитить, мы вмешались. Двое убиты, третий сбежал.

– Дерьмо! – выругался красавчик. – Угораздило же вляпаться в такое дерьмо!

Гаспар уселся в кресло и махнул рукой.

– Расслабься, Тони! Теперь уже ничего не изменить. Либо мы их, либо они нас.

Распахнулась дверь, и к нам присоединилась Софи. Выглядела хозяйка клуба осунувшейся и усталой, а вот неуверенности и страха в ней не ощущалось ни на сантим.

– Где поэт? – спросил я.

– Переночует в одном из номеров, – ответила Софи и, будто специально для меня, добавила: – Домой он не поедет!

Но я протестовать и не подумал. Еще не хватало, чтобы Брандт угодил на своей самоходной коляске в полицейскую облаву и сдал нас всех с потрохами.

Софи присела на краешек кушетки рядом с Лукой и поправила край простыни.

– Ларсен сказал, обойдется без осложнений, – сообщил я.

– Без осложнений уже не обошлось, – вздохнула кузина. – Есть предположения, кто это был?

На этот счет у меня сомнений не имелось ни малейших по той простой причине, что китайцы бы не стали привлекать для похищения людей со стороны. У них своих головорезов хватает.

– Большой Джузеппе, – объявил я.

Антонио выдохнул проклятие и прикурил от окурка очередную сигарету, а вот Гаспару моих слов оказалось недостаточно:

– Ты узнал кого-то? – спросил он.

– Нет, но это были не китайцы.

– Логично, – кивнул Гаспар и задумчиво повторил: – Логично…

Софи стиснула пальцы и спросила:

– Что будем делать?

– А какие варианты, кузина? – фыркнул я. – Войны не избежать. Либо мы отвечаем сами, либо привлекаем фликов.

– Джузеппе не остановится, – покачал головой Гаспар. – Теперь это уже личное. Свои же не поймут, если он прогнется под легавых.

– Грохнуть бы его! – выдал вдруг Антонио, встрепенулся и оглядел нас. – А почему нет? Один черт, на китайцев спишут!

– Жан-Пьер? – повернулась ко мне кузина за советом.

– Если обставим все правильно, нас никто не заподозрит, – согласился я с предложением красавчика. – Но сначала надо узнать, что говорят на улицах.

– Займусь этим! – вызвался Антонио.