– Я просто пытаюсь рассуждать логически. Спички,лежавшие у вас в сумочке. Вы воспользовались ими. Ведь на смотровой площадкецарила темнота, и вы принялись жечь спички, чтобы найти то, что выпало из рук.То, что могло вас изобличить. Вы жгли их одну за другой, пока не использоваливсе. Пока сера на картонке не пришла в негодность. Я могу понять вашесостояние. Состояние молодой женщины, только что совершившей кровавоепреступление. Одна, в темноте, в ситуации, вышедшей из-под контроля. Спички вруках ломаются, возможно даже не все из них удалось зажечь. Вы боитесь, что,несмотря на ночь и кромешную тьму, на площадке может кто-то появиться. Спичкизакончились, а цель так и не была достигнута. И вы снова оказались в полнойтьме. Могу представить ваше отчаяние, мадам…

– С вашим воображением нужно писать детективные романы.

– Мое воображение… И здравый смысл… И – самое главное –факты… Они подсказывают мне, что все было так или почти так.

– За исключением одного: я не убивала Фрэнки. У меня небыло повода убивать Фрэнки. У меня не было мотива!

– Возможно, со временем вы вспомните и мотив.

– Как я могу вспомнить то, чего не существует?

– Время – против вас. Факты – против вас. Свидетельскиепоказания – против вас. Все… все указывает на то, что убийство совершили вы.Мне очень жаль, мадам, но, похоже, вам не выкарабкаться.

– Это неправда. Это не может быть правдой. Я не убивалаФрэнки…

– Подумайте о хорошем адвокате, мадам.

…Я упорно не желаю запоминать имя следователя.

Ничего личного.

В другой ситуации он бы понравился мне, даже наверняка –понравился. Араб средних лет (ему не больше сорока), с безупречным пробором вволосах, с безупречным французским – он без труда может позволить себеметафоры, он может позволить себе сравнения, он закидывает мяч в корзину сизяществом уличного баскетболиста (viva hip-hop basket!), каждую нашу встречу япроигрываю ему всухую. Он не кровожаден, представить его насаживающим насредневековый шест головы врагов невозможно. Он искренне не понимает, почему яотпираюсь: произошедшее очевидно, улики абсолютны, свидетельские показания неподлежат сомнению, подумайте о хорошем адвокате, мадам.

Почему я отпираюсь?

Он носит давно вышедший из моды костюм-тройку; прежде чемначать допрос, он аккуратно снимает пиджак и вешает его на спинку стула. Первыеполчаса я изучаю верхнюю пуговицу на пиджаке, затем перехожу к двум другим: онивыглядят крепко пришитыми, только рисунок петель на них разный, моемуследователю претит однообразие. Отсюда и цвет рубашек, еще ни разу он непоявлялся в одной и той же, сначала была белая, затем – голубая, затем –бледно-сиреневая. А однажды он пришел в джинсовой – когда всплыла история соспичками.

Спички почему-то страшно беспокоят меня.

Даже больше, чем отпечатки на бритве, больше, чем негативы смоим изображением, найденные в номере Фрэнки. Я думаю о них по ночам, когдастена камеры упирается в щеку и забивает рот пыльной каменной крошкой.

«Cannoe Rose» -

жалкий кусок картонки с названием кафе, внутренности кафетак и стоят у меня перед глазами: крошечная забегаловка на пять столов, дартс влевом углу, телевизор в правом, горшки с цветами на окнах, бумажные скатерти настолах – красные в белую полоску. Сама картонка тоже была красной, в телефонномномере, указанном на ней, – только тройки и семерки.

Никаких других цифр нет.

Каким образом спички оказались в моей сумочке? Кто бросил ихтуда, и главное – когда? Если уже после того, как я вернулась в отель, –не так обидно, пусть их. А если нет? Если в то время, когда я изнемогала оттьмы и рокота океана – они лежали между помадой и расческой с деревянной ручкой?И я могла бы ими воспользоваться и осветить себе путь, и поднять бритву,которой перерезала горло несчастного живчика Фрэнки…

Стоп.

Я не убивала Франсуа Пеллетье.

А если бы даже убила – то никогда бы не оставила орудиепреступления рядом с трупом. Не такая я дура. Пусть и не хладнокровнаяубийца, – но я не дура. И могла бы справиться со спичками половчее, чемтот, кто выпотрошил картонку и стер полоску серы. Пустая картонка – почему онапуста? Смысла в пустой картонке не больше, чем в футболках с надписью «Рональде»и «Рональдиньо».

По полтора доллара за штуку.

Тот, кто оставил спички в моей сумочке, знал больше, чем я.

Я не уверена в том, что не убивала Франсуа Пеллетье.

Люди меняются с возрастом, люди меняются под грузомобстоятельств, а вместе с ними претерпевают изменения и их фобии; что, если мояполуобморочная ненависть к темноте, слепая невозможность справиться с ней, тожеподверглась корректировке? И вызвала острый психоз, в результате которого яночью пришила Фрэнки бритвой, исчезнувшей днем.

И благополучно забыла об этом. А безупречныйследователь-араб с безупречным пробором в волосах и безупречным французскимпросто пытается напомнить мне, что произошло на самом деле. Одно из двух: либоя не убивала Франсуа Пеллетье, либо я его убила.

Разница между этими двумя утверждениями невелика, это почтиодно и то же утверждение – только рисунок петель разный, частица «не» – вотдополнительный стежок. Следователь – милый человек, совсем неглупый человек, япредставляю его не иначе, как читающим романы Франсуазы Саган и слушающимпесенки Sacha Distel в свободное от работы время. Страна его мечты – Франция,так же, как Голландия – страна мечты Фатимы.

А еще я представляю Фрэнки – таким, каким мельком увиделаего утром после убийства: левое колено подогнуто, левая рука вытянута вперед,скрюченные пальцы тщетно пытаются ухватить пустоту перед собой.

«Я в полном дерьме», – сказал он кому-то по телефонупрежде, чем умереть. Куда делся этот чертов телефон? Он мог бысвидетельствовать в мою пользу, хотя от подобных показаний нет никакого толку.Нажмешь кнопку с цифрой «один» – и выскочит официант из «Ла Скала» – со сдачейсмены в половине двенадцатого, с парафразом на тему «Лучшее шампанское для моейлюбимой девушки», с парафразом на тему «Клиент был заметно расстроен, когдарасплачивался».

Неужели Фрэнки сэкономил на чаевых?

Под цифрой «два» идет Иса Хаммади. Дядюшка Иса. Хреновспециалист по фенхелю и кайенскому перцу с секундомером в руках. Дядюшка Иса,прикормивший меня пахлавой, усыпивший бдительность россказнями об автокатастрофах,о падении продаж пряностей в двадцатом округе Парижа; «марокканец всегда ждетгостей», как же! Гости с полицейскими удостоверениями оказалисьпредпочтительнее. Дядюшка Иса – идеальный свидетель.

Незаинтересованное лицо.

К тому же он хорошо ориентируется во времени.

Кто там под номером «три»? Фатима?.. Жюль и Джим?