Девушка запихнула мобильный на место, повернулась, и я разглядела ее лицо – передо мной стояла абсолютно живая и, по первому впечатлению, совершенно здоровая и довольная Варвара Богданова. К сожалению, я не всегда могу быстро среагировать на неожиданные обстоятельства, вот и сейчас растерялась, а Варя тем временем прежним движением открыла вход в подземелье и была такова. Напольное покрытие через пару секунд после того, как белокурая голова пропала из виду, со скрежетом вернулось в исходное положение. Древний механизм работал, как часы.

Едва плита встала на место, оцепенение меня отпустило. С грацией бегемота я выбралась из-под стола, подскочила к нужному камню и начала его ощупывать. Минут через десять секрет был разгадан, на кирпиче имелись еле заметные вмятины, в них следовало вложить пальцы руки и одновременно нажать на камень. Если не знать, где он находится, его никогда не найти. И только когда плита послушно поехала влево, мне в голову пришла мысль: Герман Вольфович говорил, что «лифт» – это чаще всего канат или хорошо отполированный шест. Но я патологически не спортивный человек, мне слабо спуститься по веревке или соскользнуть под землю по деревяшке!

Я посветила вниз предусмотрительно захваченным фонариком и испытала радость: в этой церкви для священника сделали лестницу, правда, весьма хлипкого вида – вниз уходили деревянные боковины, между ними были натянуты сплетенные косичкой полоски кожи. Мне снова стало страшно: что, если я упаду, сломаю позвоночник, разобью голову? У «эскалатора» нет перил, лезть вниз неразумно, рискованно, глупо! Я почти уговорила себя закрыть вход в подвал, вернуться в дом и позвонить Чеславу с сообщением о выполнении задания. Но потом вдруг представила, как Марта презрительно спрашивает:

– Ты упустила возможность лично разобраться в деле? Бросила Богданову, не оказала ей помощь? Вау! Да уж, трус не играет в хоккей!

Еще раз обозрев лестницу, я ступила на кожаную перекладину и чуть не завизжала от ужаса. Ступенька качалась! Но еще хуже мне стало, когда мое тело оказалось в подвешенном состоянии. Повторяя, как мантру, фразу «Трус не играет в хоккей!», я, мокрая от пота, доползла до самого конца лестницы. Когда ноги ощутили наконец твердый пол, колени мои подломились, я осела на утрамбованную землю, из желудка поднялась тошнота, а сердце застучало как взбесившийся церковный колокол. При мысли о том, что придется проделывать и обратный путь, разом похолодели ступни и ладони.

Проведя некоторое время в оцепенении, я встряхнулась, встала и пошла по довольно широкому коридору.

Потолок был невысоким, но я спокойно могла двигаться в полный рост. Несколько раз на дороге попадались ответвления, и я из чистого любопытства светила в них фонариком и понимала, что вижу нечто вроде комнат. Потом слева заметила дверь, сделанную из современного пластика. Я, забыв об осторожности, повернула ручку и засунула нос в просторное помещение.

Тонкий луч моего фонаря заскользил по стенам, сложенным из тщательно отесанных серых прямоугольных камней, напоминавших кирпичи, потом перешел на пол, покрытый коричневой керамогранитной плиткой, один ряд был двухцветным, частично белым. Пятно света медленно поплыло по периметру и вдруг натолкнулось на... кровавую лужу, глянцево сверкавшую метрах в трех от входа.

Я чуть не выронила фонарь, ноги снова похолодели, сердце затряслось, и отчаянно зачесалась спина. Серые камни, темно-коричневый пол и один ряд с белыми плитками, кровь... Похоже, я нашла помещение, в котором проводят бои. Отлично помню кадр из видеозаписи: девушка лежит ничком, виден коричневый кафель на полу и несколько белых заплат. Каков размер зала, не скажу, понятно лишь, что он огромный и сейчас тут, на мое счастье, никого нет.

Захлопнув дверь, я прошла немного вперед и очутилась на пороге уютной комнаты. У одной стены стояла широкая кровать, покрытая клетчатым пледом, на ней, уставившись в экран телевизора, лежала Варя, одетая в футболку и мятые джинсы. Под потолком горела лампа-тарелка, на тумбочке стоял поднос с фруктами, а на полу, около уютного кресла, валялась кипа глянцевых журналов. Меньше всего спальня походила на тюремную камеру, и Богданова ничем не напоминала несчастную узницу.

Я кашлянула. Девушка, даже не вздрогнув, нажала на пульт, картинка на экране замерла, Варя смотрела сериал на DVD.

– Чего пришел? – лениво поинтересовалась гладиаторша и лишь потом соизволила повернуть голову. Глаза Богдановой расширились. – Эй, ты кто? – с удивлением спросила она. – Как сюда попала?

Я помахала Варе рукой.

– Привет, меня зовут Таня, я давно тебя ищу.

– Зачем? – поинтересовалась Богданова.

Я решила наладить с ней контакт.

– Можно сесть?

– Валяй, – пожала плечами Варвара. – Ну, отвечай, что тебе надо?

– Я работаю в частном детективном агентстве, – начала я, – к нам обратились за помощью. Родственники обеспокоены твоим исчезновением.

– О нет! – простонала Варя. – У меня никого нет, кроме матери. Я понимаю, кто волну погнал. Ненавижу! Терпеть не могу! Всю жизнь мне сломала! И опять лезет! Сволочь! Сука!

Богданова схватила подушку и запустила ею в стену. Я невольно пригнулась. А девушка внезапно успокоилась.

– Слушай, ты работаешь на хозяина? – был ее следующий вопрос.

– Да, – кивнула я, не понимая, куда вырулит разговор.

– Получаешь зарплату? Фиксированное вознаграждение?

– Конечно, – согласилась я.

– Сумма в три тысячи долларов тебе нравится? – не успокаивалась Богданова.

– Очень, – честно призналась я. – А ты хочешь мне ее подарить?

– Значит, мы договорились, – обрадовалась Варя. – Слушай сюда... Я дам тебе номер телефона, позвонишь по нему, подойдет девушка по имени Аня. Она тебе три штуки гринов отсчитает.

Я прикинулась идиоткой.

– Просто так?

Варвара широко улыбнулась:

– Угадала. Сегодня твой день. Ничего делать не потребуется, а тугрики в кошельке зашуршат. Редкое везение!

– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – благоразумно заметила я. – Первый раз мне предлагают такую сумму за ничегонеделанье.

– Ты правильно ухватила суть, – вкрадчиво завела девушка. – Я заплачу именно за твое бездействие. Никто не должен знать, где я. Скажи своему боссу, что не нашла объект.

– Мне объявят выговор, – жалобно заныла я, – лишат квартальной премии.

– И сколько тебе должны заплатить? – оборвала мои стоны Богданова.

– Двести баксов, – гордо сообщила я.

– Ты дура? – с жалостью спросила отважная амазонка. – Я предлагаю три тыщи гринов. Включи мозги! Молчишь – гора зелени твоя, болтаешь – имеешь две жалкие сотни. Что больше?

Я шмыгнула носом.

– Три штуки.

– Молодец, – не поскупилась на похвалу Богданова. – Вижу, ты уже разогрела полушария, осталось лишь принять правильное решение.