Малат улыбнулась. Как ребенок, заслуживший похвалу – все-таки пятерка по арифметике!

– Вот и отец мне говорил, что красивая. Но вы ведь тоже очень красивый… Ваша фигура… И лицо… И волосы у вас такие… И то, как вы говорите… Мы могли бы пойти завтра на праздник гирлянд… Вдвоем… Танцы… Я не буду к вам приставать, клянусь! Дело не в сексе! Мне не надо секса!

Растов умилился. Почти до слез. «Не надо секса ей!»

– Малат, милая, – Растов улыбнулся самой братской из своих улыбок, – это так здорово, что мы с тобой поговорили! И я счастлив, что узнал про плерому… И плакаты отличные.

– Я их для вас принесла, берите! – Малат пододвинула папку к Растову. – У меня дома еще есть…

– И я уверен, что мы могли бы с тобой дружить…

– То есть на праздник гирлянд мы пойдем, да?

– Нет. Не пойдем. Но мы можем, например, переписываться…

Малат угрюмо нахмурила брови и кивнула. И в этот миг из ее глаз брызнули горячие слезы.

Было видно, что она не хочет переписываться. А хочет всего того, что Растов никак не может ей дать. Того, что в ее возрасте способно только присниться…

…Втянув голову в плечи и по-хулигански засунув руки в карманы брюк, майор шагал через парк «Семь добродетелей».

К вечеру народу там становилось все больше.

Пробираясь через ряды гуляющих парочек, лавируя среди требовательно орущих детей, среди лопающихся надувных шаров, шуршащих упаковок засахаренного миндаля и празднично галдящих теток работного вида, Растов думал о том, что Малат – она похожа на пустую чашку. Дорогую, с синей кобальтовой росписью от руки, тонкостенную фарфоровую чашечку. Которая очень хочет, чтобы в нее что-то было налито. Этого хочет даже не она сама, но ее пустота. В эту ценную чашку можно налить кефир. Можно – томатный сок. Или квас. В нее можно насыпать сухой манной крупы. Или налить сметаны. Чашке – по самой ее фарфоровой сути – не так важно, что именно она вмещает. Ей просто страшно пустовать. Не для того ее слепили, обожгли, покрыли глазурью, расписали. Она страстно желает вмещать. Хоть, может, иногда ей и кажется, что она желает только одного: чтобы в нее был налит китайский чай сорта «красный халат», заваренный благообразным мастером с тонкой душой поэта и чуткими руками тренера цигун…

Нет, Растов никогда не станет целовать эти красивые губы временно укрощенной обстоятельствами и майором Илютиным дикарки.

Но он от души желает этим губам быть зацелованными.

Сентябрь, 2622 г. Авианосец «Слава» Планета Тэрта, система Макран

Прошла еще неделя.

На то, чтобы приводить в порядок родную роту, принимать пополнение матчастью и личным составом, времени Растову категорически не хватало.

Круглые сутки приходилось торчать в госпитале.

Лежать в электронных гробах.

Сидеть, скрючившись, в электронных утробах.

Врачи уверяли его, что все это – «плановое обследование выздоравливающего офицера».

Но Растов подозревал: две трети всех тестов делаются по просьбе родной контрразведки, которая ищет чоругские закладки везде, где может, – начиная от половых органов и заканчивая костным мозгом.

Также он не исключал, что и его мать не удержалась от того, чтобы попросить докторов проверить сына на наличие болезни Киссона-Ялинцева – чисто по принципу «чтоб два раза не вставать». А вдруг у чоругов развилась? На нее похоже.

В общем, Растов кое-как терпел.

Хотя душа, конечно, просилась в кафе у входа в парк «Семь добродетелей», к пенистому клонскому пиву «Счастье рудокопа» с киркой и кебабом на этикетке, к Х-передатчику (Нина!) или хотя бы в книжный магазин. Длинные ряды томиков на фарси успокаивали нервы Растова лучше всяких лекарств…

На авианосец «Слава» майора выдернули прямо из камеры спин-резонансного сканирования.

Вызову Растов обрадовался, как подросток. И на «Славу» бежал, точно на первое свидание…

В просторной инструктажной чаевничали четверо. Громко сербал из ложечки чай с абрикосовым вареньем Бондарович. Пил, отставив мизинец, по-муромски заваренный иван-чай красавец молчун из Главдальразведки – тот самый, уже виденный Растовым на военном совете, что сидел рядом с Александрой. Безмолвно глотали какао из голубых фарфоровых чашек монархического вида два новых постных лица, тоже военные.

Первый ряд кресел инструктажной был завален мягкими прозрачными контейнерами с вещами явно чоругского происхождения. Растов узнал глоббуры, перчатки и шлемы эзошей и, кажется, кибернетический переводчик. Остальные два десятка загогулин он не идентифицировал – по счастью, его плен был коротким.

В отдельной коробке лежал танковый гермокостюм, обожженный и окровавленный. «К.П. ЛИСТОВ» – прочел майор на закопченной нагрудной планке, и ему стало горько той особой, бурящей сердечную мышцу горечью, что знакома только тем, кто терял товарищей в бою. Он отвернулся.

– Присаживайтесь, товарищ майор, – пригласил Бондарович. – Сейчас будем мультики смотреть. Про приключения веселых раков на краю Галактики.

Растов вежливо улыбнулся и с досадой отметил: «А мне чаю даже не предложили».

Пока двое незнакомцев настраивали аппаратуру, он успел познакомиться с капитаном Главдальразведки.

– Я Комлев. Можно Владимир, – полушепотом сказал капитан. – Я должен ввести вас в курс дела.

Назвавшийся Комлевым был майору со дня военного совета интересен, ведь у него было лицо человека, не боящегося темноты, пустоты и холода, умноженных тысячекратно. Только такие и идут в Главдальразведку.

– Мы нашли обломки чоругских навигационных устройств с того улья, на борту которого вас держали в плену. В числе прочего смогли считать с глоббуров чоругского астропарсера протокол о тринадцати последних Х-переходах корабля. Можно быть стопроцентно уверенными, что как минимум один из этих Х-переходов был совершен к планете Арсенал…

– Но это же чудесно! – воскликнул Растов. – Значит, вы узнали ее координаты, так?

– К сожалению, нет. Загвоздочка вышла, – сконфуженно поморщась, пояснил Комлев. – Если бы чоругский звездолет перемещался по Х-матрице при помощи двигателей, аналогичных нашим, ориентируя оси люксогеновых дюаров в упрежденную точку перехода и впрыскивая количество топлива, пропорциональное дальности прыжка, тогда нам не составило бы труда на основании этих данных установить координаты точки назначения. Но вы изволили перемещаться при помощи чоругских Х-ворот, будь они неладны! И чоругский протокол сохранил только абстрактный идентификатор конечных ворот, который нам ни о чем не говорит.

– «Мы прыгнули к воротам “Азов-19”» – вроде такого, да?

– Вот именно. – Комлев нахмурил черные брови. – И таких ворот у них в протоколе семь разных! С безликими идентификаторами!