При слове «девственность» Фэнси зарыдала еще горше.

– Т-ты н-не с-сделал м-мне б-больно!

Степан растерялся. Она что, плачет, потому что он не сделал ей больно? Или потому что лишилась девственности, которую не восстановишь?

– Почему ты плачешь, сердечко мое?

– Я превратилась в мою мать, – прорыдала Фэнси.

Степан с трудом удержался от смеха. Если он засмеется, она ему этого никогда не простит.

– Это вовсе не так. – Он сильнее прижал ее к себе. – Я люблю тебя, принцесса.

– Отец т-тоже г-говорил маме, что л-любит ее, – всхлипывала она.

– Твой отец и моей маме говорил, что любит ее.

Фэнси зарыдала громче.

Степан подавил смех. Его маленькая певчая птичка – женщина с железной волей, однако, вступив в интимные отношения, она перестала быть уверенной в себе и теперь плачет. Что ж, это только на руку его планам.

– Пока тебе еще рано называть себя матерью, – заверил ее Степан. – Я хочу на тебе жениться. А настоящей матерью ты станешь некоторое время спустя.

– Что? – Слезы прекратились.

Степан поцеловал ее в макушку, встал с постели и опустился на одно колено.

– Мисс Фламбо, вы окажете мне честь стать моей женой?

Фэнси ничего не ответила, молча глядя на него. На какой-то ужасный миг Степан испугался, что она ему откажет.

– Обещаю любить и почитать тебя каждый день нашей жизни, – уговаривал он. – И позволю тебе сбить рогаткой яблоко с моей головы.

Ее улыбка могла бы осветить весь остров.

– Да, ваша светлость, пожалуй, я выйду за вас замуж.

Степан поднес ее руку к губам.

– Что тебя подтолкнуло к этому решению – яблоко или моя любовь?

– И то, и другое.

Степан застонал и толкнул ее обратно на кровать. Нависая над Фэнси, он улыбнулся, наклонился и впился в ее губы долгим поцелуем.

Она должна забеременеть до того, как им придется возвращаться в Лондон. Узнав о будущем ребенке, его певчая птичка уже не передумает.

– Когда-нибудь в будущем, – произнес Степан, – ты будешь рассказывать нашим внукам про то, как я стоял перед тобой совсем нагой, предлагая руку и сердце.

Фэнси рассмеялась:

– Не думаю, что это прилично.

– Забудь о приличиях. – Степан притянул ее к себе и снова поцеловал. – Я хочу дюжину дочерей и одного сына.

– Тринадцать – несчастливое число.

– Хорошо, чертову дюжину дочерей, – поправился он. Фэнси провела шелковыми пальчиками по его небритой щеке.

– Вы одурачили весь Лондон, ваша светлость, а на самом деле никакой вы не распутник.

– Мне нравится поддерживать ложную репутацию. – Он повернул голову и поцеловал ее руку. – Распутники куда привлекательнее, чем женатые мужчины.

Степан сел и натянул бриджи. Потом поднял ночную рубашку и надел ее на Фэнси.

– Пойдем, принцесса. – Он встал и протянул ей руку. – Я хочу спать рядом с тобой в удобной постели, но обещаю вернуться в свою спальню до того, как кто-нибудь проснется.

Фэнси вложила свою руку в его и позволила князю поднять себя с кровати. Помявшись немного, она обернулась.

– Возьми одеяло, я смою с него кровь.

– Оставь, – сказал Степан, увлекая ее за собой к лестнице. – Утром кто-нибудь постирает его.

Щеки Фэнси запылали от смущения.

– Я не хочу, чтобы горничные увидели мою девственную кровь. Они ведь скорее всего еще сами девственницы.

– По утрам я тружусь в оранжерее, – сказал Степан. – Тогда и позабочусь об одеяле.

Проснувшись на следующее утро, Фэнси зевнула, потянулась и улыбнулась. Она думала только о князе. Еще до зари Степан поцеловал ее и ушел в свою спальню.

Встав с постели, Фэнси выглянула в окно. День опять был чудесный. В прекрасном настроении после предложения князя Фэнси оделась и сунула в карман рогатку. Спустившись вниз, в зимний сад, она налила себе чашку кофе.

– Ты любить яйцо? – спросил Борис. – Феликс приготовил вкусное яйцо для певчая птичка.

Фэнси помотала головой.

– Я подожду ленча. Где его светлость?

– Работать в цветочный дом.

Фэнси допила кофе, сунула в карман яблоко, вышла на улицу и, обогнув особняк, направилась в оранжерею.

Невероятная влажность чуть не сбила Фэнси с ног. В оранжерее сильно пахло цветами. Стоило ей увидеть обнаженную спину князя, как она замерла, восхищаясь его сильными мышцами, шевелившимися при каждом его движении. И тут Степан заговорил.

– Это не больно, – говорил он розовому кусту, отщипывая засохшие листья. – Разве ты не хочешь вырасти таким же большим, как вся твоя родня, и на следующее лето присоединиться к ним в саду?

Князь обращался с растениями так же нежно, как и с матерью, и с племянницами, и с ней самой.

– Степан?

Он обернулся. Фэнси отметила его теплую улыбку, но не могла отвести глаз от крепкой мужской груди. Она буквально плавилась от воспоминаний о прошлой ночи.

Фэнси пошла по проходу, вдоль которого стояли растения в горшках, и кинулась в объятия Степана. Обхватив его за шею, она приблизила к нему лицо и впилась в его губы жадным поцелуем.

– Я соскучилась.

Степан улыбнулся.

– Я соскучился сильнее.

– Ты разговаривал с розовым кустом.

– Ты что, следила за мной?

– Я любовалась твоей голой спиной.

– Ой, перестань… ты вгоняешь меня в краску.

Фэнси кокетливо улыбнулась.

– Если ты не краснел вчера ночью, то уже никогда не покраснеешь.

– Я говорил, как сильно восхищаюсь твоим умом и красотой?

– Я бы предпочла услышать признание в любви.

Степан уткнулся носом в ее шею.

– Я люблю тебя, принцесса.

– И я тебя люблю, мой князь.

– Значит, мы на равных. – Степан обнял ее за талию. – Хочу познакомить тебя с моими друзьями.

– Это растения?

Степан показал на куст с небольшими фиолетовыми цветками.

– Персидская фиалка напоминает мне о твоих прекрасных глазах.

– Теперь, увидев персидскую фиалку, я всегда буду вспоминать об этих словах, – сказала Фэнси.

– Надеюсь, ты будешь вспоминать обо мне немного чаще, – улыбнулся он.