Немо знобило. Океан, по которому уже целую вечность плыл «Наутилус», принадлежал другому, чуждому, миру, в каком они не должны были оказаться. Все здесь пугало капитана. Он не мог больше доверять своим глазам и ушам. Мир распался на тысячи осколков с того самого момента, как Говард начал…

Да, а что же он, собственно говоря, делал?

Все это время Немо находился рядом с Говардом, но ему так и не удалось хотя бы приблизительно понять, что же делает этот черноволосый человек с лицом аскета. Внешне Говард оставался спокоен и, застыв перед одним из иллюминаторов, стоял там настолько тихо, что нужно было прислушиваться, чтобы понять, дышит ли он. И при этом он плел заклинание, изменяющее реальность.

И тут что-то произошло. Немо не мог бы объяснить, что именно, но невидимые волны, бьющиеся о корпус корабля, изменились, став быстрее и гуще, и внезапно в этих волнах действительно появились тени. Корабль ощутимо качнуло, и звуки реальности вернулись вновь. Гул машин, рокот воды и тихий перестук на грани слышимого — все, что составляло дыхание корабля. Поток этих звуков захлестнул Немо столь неожиданно, что в первый момент он даже испугался.

И тут Говард покачнулся и едва не упал.

Вскрикнув, Немо бросился к нему, но Рольф оказался быстрее. Он успел подхватить Говарда и, осторожно опустив его на пол, подложил ему под голову свой пиджак.

— Что случилось? — испуганно переспросил Немо.

— Ничего, — коротко ответил Рольф. — Все нормально.

Немо в изумлении переводил взгляд с иллюминатора на лицо Говарда и обратно. За стеклянными глазами «Наутилуса» вновь был океан, а вдалеке показались расплывчатые черные тени — это был рой из миллионов осьминогов и каракатиц, преследовавших корабль. Казалось, жизненная энергия покинула Говарда. Его дыхания почти не было слышно, а лицо побледнело.

— Что с ним? — повторил свой вопрос Немо.

Он понимал, что Лавкрафт не случайно потерял сознание в тот самый момент, когда «Наутилус» вывалился обратно в реальность.

— Мне… мне позвать Обота? — запнувшись, спросил он.

Покачав головой, Рольф вновь склонился над Говардом.

— Нет, не надо. Он скоро придет в себя.

Немо уже хотел возразить, но в этот момент Говард со стоном открыл глаза. Взгляд его затуманился. Маг дрожал от холода и слабости, а на лбу выступили капельки пота.

— Все эти твои магические фокусы… — пробормотал Немо, качая головой.

Он попытался улыбнуться, делая вид, что шутит. Ему не хотелось показывать Говарду своих истинных чувств. Но, конечно же, ни улыбнуться, ни скрыть свои чувства капитану не удалось.

— Это не магические фокусы, — ответил Говард слабым голосом. — Это…

— Избавь меня от долгих объяснений, друг мой, — прервал его Немо, махнув рукой. — Тебе лучше знать, что даже твои способности имеют определенные рамки.

— Вот уж спасибо. — Говард попытался подняться с пола, но ему не хватило сил.

Немо постарался сделать вид, что сердится.

— Как бы то ни было, мне не хотелось бы вмешиваться в борьбу с кучкой обезумевших рыцарей-крестоносцев, пытающихся проповедовать всякую чушь.

— Чушь? — Говард улыбнулся. — Ну да, ну да.

Немо понимал, что его друг не хочет говорить на эту тему. Во-первых, он был не рядовым тамплиером, а во-вторых, членов ордена вряд ли можно было бы назвать кучкой рыцарей-крестоносцев. Говард Филлипс Лавкрафт был одним из легендарных магистров ордена, человеком, обладавшим такими знаниями и силой, которые, с точки зрения большинства людей, давали ему способности мага. Сплетенное им заклинание на самом деле не было связано с применением магии, и все же очень многим его действия наверняка показались бы волшебством. И это понятно, ведь Говард сумел провести такой огромный корабль, как «Наутилус», сквозь толщу времен лишь благодаря силе своей воли. Таковы были особые способности магистра Времени.

Немо внутренне вздрогнул, попытавшись представить себе, какой невообразимой силой обладал человек, способный манипулировать временем. Говард тоже понимал это, и именно по этой причине оставил орден и поклялся себе, что больше никогда не воспользуется силами, которыми он обладал.

Так было до сегодняшнего дня.

Неожиданно размышления Немо прервал свисток. Оглянувшись, капитан поднял трубку бортового переговорного устройства и поднес ее к уху.

— Слушаю, — выдохнул он.

— Над нами какой-то корабль, мой капитан, — послышался голос дежурного офицера. — В четырех милях от нас по правому борту.

— Так опуститесь поглубже, черт побери, — раздраженно ответил Немо. — Сейчас на это нет времени.

Немо почувствовал, что человек на другом конце провода нервно вздрогнул.

— Простите, мой капитан, — продолжил офицер, выдержав многозначительную паузу. — Но вам лучше спуститься сюда. Тут… еще кое-что.

Не вдаваясь в расспросы, Немо положил трубку и, повернувшись на каблуках, выбежал из салона «Наутилуса».

Корабль спящим китом лежал перед берегом. Даже вблизи, освещенный лунным сиянием, он казался лишь тенью, огромной тенью. Я прислушался. Звуки ночи смешивались с тихим плеском волн о деревянную корму, поскрипыванием снастей и шагами дежурного по палубе.

Я приближался к кораблю со стороны моря. Конечно же, я не рассчитывал на то, что мне удастся пройти такое расстояние незамеченным, однако судьба была ко мне благосклонна. Видимость была настолько плохой, что дежурный на борту «Цуйдермаара» не заметил бы крошечный пинас, даже если бы стал искать его. Кроме того, вряд ли команда корабля ожидала, что я приду к ним по доброй воле, да еще со стороны моря.

Устало выпустив из рук весла, я позволил течению пронести пинас последние сто ярдов до корабля. Мой взгляд скользнул по черной поверхности моря и темной береговой линии Кракатау. В городке было темно. Я не заметил ни одного огонька. На мгновение я даже подумал, что опоздал и теперь увижу там лишь оставленные людьми дома и следы чудовищной неравной борьбы…

Отогнав от себя мрачные мысли, я еще раз осмотрел море. И вновь у меня возникло странное чувство, будто за мной следят чьи-то недобрые глаза. Море было спокойным и блестело, как волнистое зеркало. Оно поглощало слабый свет, пробивавшийся из-за облаков, и излучало что-то чуждое и злое.

А может, мне все это лишь казалось?

Осторожно, словно человек, протягивающий руку к железу и опасающийся, что это железо раскалено, я раскрыл свое сознание и начал прощупывать беспросветные просторы моря.

Я почувствовал…

Жажду.

Неописуемую животную жажду и плотский голод. А еще ярость.

Ярость ко всему живому, ко всем существам, укравшим мир, который по праву принадлежал им. Это была ненависть, огненной болью ворвавшаяся в мое тело.