— Ага, — кивнул Реми.

Температура у него, наверное, была очень высокая. Всё вокруг кружилось и качалось. Только что съеденная лапша рвотным комком подступала к горлу.

— А всё-таки эти, с которыми мы сейчас разговаривали, хорошие люди. И всего-то нам ужин обошёлся в одну старую коробку из-под бэнто. Только хорошо бы ещё чего-нибудь поесть. Вон там печёную картошку продают. Может, попробуем обменять мыло на картошку?

— Ты что, не наелся ещё? Если так хочешь есть, иди сам. Я никакой картошки не хочу.

— Ладно, попробую. Разведаю, как там вообще…

Капи бодро вскочил и вернулся к лоткам. Собака пошла за ним. Реми обхватил голову обеими руками и закрыл глаза. Картошка, безденежье… Всё это было пустяками по сравнению со страхом, который его терзал: уж не холера ли это? Его тошнило, голова кружилась. Ему хотелось закричать: «У меня холера! Вызовите скорую помощь!» Интересно, как умер тот Реми, из книжки? В самой книжке про это не написано. Небось стал богатым, состарился и от инсульта умер. Самая обычная смерть. А лучше бы сюжет поменяли, и Реми умер бы от холеры, так и не успев встретиться с матерью. Вот он следует за кораблём «Лебедь», думает, что там его мама, пробирается на борт, а это оказывается холерная баржа. Бедный Реми заражается холерой и умирает на берегу реки. Капи охраняет его тело и поёт над ним прощальную песнь. А на настоящем корабле «Лебедь» ничего про это не знают, и он плывёт себе мимо того места.

— Всё вышло как надо! Доброй охоты всем, кто соблюдает Закон джунглей! Хотя я не знаю, какой там закон…

Капи, подошедший опять вместе с собакой, плюхнулся рядом с Реми и помахал перед его носом свёртком в грязном газетном листе. К горлу опять подступила тошнота. Отвернувшись, Реми пробурчал:

— Молодец! Ну и ешь себе!

— Ага! Я картошку очень люблю. Мне за кусок мыла дали целых три. Натуральный обмен — это очень интересно. Мне так даже больше нравится. Можно больше наменять, чем за деньги купишь. Капи принялся уплетать картошку. Собака уселась у его ног и ждала, когда ей бросят кожуру.

— Ну и обжора же ты! — устало заметил Реми.

Капи с набитым ртом не мог ничего ответить и только несколько раз утвердительно кивнул.

— Пойду в уборную, — сказал Реми, вставая, и побрёл к зданию вокзала, которое он видел словно в тумане.

Капи пошёл за ним, жуя на ходу картошку. Сзади трусила шелудивая собака. Здание вокзала было расцвечено фонарями — над ним словно поднималась радуга. Красные огоньки бегали в ночном небе по гирлянде лампочек слева направо, потом справа налево. Может быть, то были прожектора подъезжающих поездов. Беспрерывно раздавались объявления по радио и звучали, будто волчий вой вдалеке, гудки отходящих составов. Словно волки подавали весть Реми: «Скорее садись верхом на волка! Мы поведём тебя в далёкий чудесный край!»

Когда подошли ближе к станции, где ярко сверкали огни, Реми тихо застонал. То и дело сталкиваясь с чёрными тенями — спешащими ко входу и к выходу пассажирами — он спотыкался и мог в любую минуту упасть. Капи поддерживал его, заглядывая в глаза.

— Тебе совсем плохо, да?

Он потрогал лоб Реми и вздохнул:

— Очень высокая температура.

Реми задыхающимся голосом прошептал:

— Всё равно, мне надо в уборную — хоть выпущу из себя что смогу. Ты не волнуйся. Я ещё ничего, пока не падаю.

Капи, нахмурившись, кивнул, но продолжал при этом поддерживать Реми. Так ему передвигаться было гораздо легче, и сам Реми это чувствовал, так что тоже держался за Капи. Болезненно щурясь от яркого света, он вслед за Капи вошёл в здание вокзала.

— А собака где? — спросил Реми, показывая тем самым Капи, что с головой у него пока всё в порядке.

— Не знаю. Вроде отвязалась — побоялась, наверное, сюда войти.

— Ты все бататы съел?

— Нет, я столько сразу не могу. Те, что остались, я завернул в бумагу и в узелок положил.

Наконец они добрались до вокзального туалета. Реми направился в мужскую половину, но Капи всё ещё не решался его отпустить одного. Остановившись у входа, Реми сказал:

— Тебе, наверное, в женский…

— Да ладно! Я же мальчик! — возразил Капи и уверенно прошёл в мужской туалет.

Опираясь на его худенькое плечо, Реми поплёлся следом. Несколько мужчин мочились у писсуаров, ещё человека три-четыре мыли руки, чистили зубы и брились в умывальном отделении. Реми молча зашёл в кабинку. Туда Капи вместе с ним было нельзя. Глядя на встроенный в пол низкий унитаз, Реми почувствовал рвотный позыв. Он присел на корточки и выблевал всю лапшу, которую перед этим съел. Из глаз потекли слёзы, но зато стало полегче. Потом привстал, снял штаны, и из него полилась поносная жижа. Лекарство сделало своё дело — понос из водянистого стал кашицеобразным. Он попытался посмотреть, нет ли в кале крови или ещё каких-то тревожных признаков страшной болезни, но кал уже провалился слишком глубоко в сточное отверстие, так что было не разобрать.

Капи стоял у кабинки в тревожном ожидании. Может быть, для него это был первый в жизни опыт посещения мужского туалета.

— Ну как? — прошептал Капи.

— Ничего, вроде; если лекарство принимать, должно пройти, — с улыбкой ответил Реми.

Он пошёл к умывальнику, прополоскал рот, попил и принял тройную дозу лекарства. Руки под краном намокли и сразу опять разболелись. Он взял у Капи полотенце, протёр ладони и снова обмотал руки туалетной бумагой.

— Ты, Капи, тоже давай, почисть зубы. Купили тебе специально зубную щётку, а ты ещё ни разу ею не пользовался, — сказал Реми.

На это Капи возразил:

— А ты сам, Реми, зубы не чистишь и не бреешься. Посмотри в зеркало — на кого ты похож! На обезьян, которых ты так не любишь!

Реми посмотрел в зеркало. К сожалению, Капи был прав. Вид был отталкивающий: всё лицо заросло неопрятной щетиной, словно пустырь — сорной травой. Да, просто обезьянья морда какая-то. Но всё-таки это было его собственное лицо — измученное и осунувшееся. И когда только щетина успела так отрасти?! Капи чистил зубы у соседнего умывальника. Реми со вздохом отвёл глаза от зеркала. Хотелось по-настоящему почистить зубы, как Капи, и побриться. Но сейчас он не чувствовал в себе сил для этого. Завтра утром он приведёт себя в порядок и предстанет перед Капи в другом обличье. Если он пойдёт на поправку, они могут вдвоём отправиться в общественную баню — конечно, в разные отделения. Утешая себя такими мыслями, Реми в то же время тревожно всматривался в тёмные обводы под глазами. А если не пойдёт на поправку, остаётся только сдохнуть от холеры. Тогда что уж!..

Почистив зубы, Капи взял с полочки обмылок, помыл лицо и, сразу посвежев, с улыбкой повернулся к Реми:

— Ну что? Пошли?

«Наверное, и у меня, когда я был маленьким, несмотря на плохое питание, тоже всегда было свеженькое, как персик, личико…» — зажмурившись, с ностальгической грустью подумал Реми и кивнул в ответ.