Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Покледина села на стул и уставилась на гостью. Молчала.
«Вот стерва, – подумала Евгения Сергеевна. – Понятно, торгашка…»
Гостья заговорила первая:
– Ну, вы уж… не обессудьте! И не держите зла, Лиза! Всякое в жизни бывает! Подумала тогда, что справлюсь, вот…
Повисло молчание. Евгения Сергеевна замешкалась, окончательно смутилась и почувствовала, что вот сейчас расплачется. Вот уж доставит радость этой бабенке! Вот уж насладится она ее капитуляцией!
Но Покледина хмуро кивнула:
– Ну и ладно! И хорошо! И мне спокойней! А то я рвалась из Москвы – Принца-то надо кормить! Вырывалась на час – иногда среди ночи. Ладно! По рукам, как говорится?
Евгения Сергеевна с облегчением кивнула:
– Да, по рукам!
Денег, разумеется, она не попросила. Куда уж теперь!..
Вечером «переехали». Ладка со своими мисками, Евгения Сергеевна – с тетрадками, книжками и ноутбуком. Очки, ночная рубашка, мочалка, зубная щетка – и все хозяйство.
Собака бродила по дому, обнюхивала, поскуливала, залезала в углы и беспокойно смотрела на хозяйку, словно спрашивая: «Что это значит? Почему мы здесь, в чужом доме? Где пахнет котом… Где все чужое и странное…»
Потом утомилась, легла у горячей батареи и тут же уснула.
Евгения Сергеевна пошла в душ. Боже, какое же это было счастье! Стоять под сильной струей горячей воды! Намыливать себя мочалкой и снова, зажмурив глаза и откинув голову, наслаждаться тугой и горячей струей.
После душа, распаренная и счастливая, она поставила чайник и заглянула в холодильник. В холодильнике было много еды: сыр, масло, сосиски, курица, пачка яиц. Две банки тушенки и вафельный торт. «Не обманула, хозяйка», – усмехнулась Евгения Сергеевна и стала делать бутерброды. Есть хотелось ужасно!
Потом улеглась в свежую постель, включила телевизор и… Ощутила немыслимое, почти позабытое блаженство – счастье тепла, чистоты и уюта.
Так началась их «служба». Собака освоилась. Но тут заявился реальный хозяин – кот Принц. Ладка оглушительно залаяла, но подойти близко, трусиха, боялась. Котяра, поняв ее трусливый и опасливый нрав, тут же освоился, грозно рыкнул, выгнул взъерошенную спину и выпустил когти.
Собака жалобно тявкнула, посмотрела на хозяйку, ища у нее защиты, и медленно уползла в угол.
А к вечеру эта «сладкая парочка» мирно валялась на ковре, искоса поглядывая друг на друга.
К концу недели Евгения Сергеевна убрала дом, вымыла полы и встала к плите.
К вечеру был сварен обед: куриный суп с лапшой, тушеная картошка с мясом и кисель из черноплодной рябины.
Хозяйка дома появилась поздно, часам к двенадцати. Вошла усталая и хмурая. Но чистоту отметила и благодарно кивнула:
– Спасибо!
А увидев обед, растерялась:
– Для меня? Ну… зачем вы так напрягались?
Евгения Сергеевна налила ей горячего супа, и голодная Покледина, съев первую ложку, замычала и блаженно прикрыла глаза.
– Домашний суп! – покачала головой. – Сто лет ведь не ела! Днем – кофе, кофе и кофе. Черный, без сахара. Ну, могу съесть конфетку там или сухарь – что завалялось в столе. Вечером, бывает, заскочу в ресторан. Если сил нет, то сразу домой. А там – мышь повесилась! Схвачу кусок сыра или печенье – и все!
И снова покачала головой от удовольствия.
Утром она уехала не попрощавшись. Евгения Сергеевна еще спала.
Две недели Покледина не появлялась. И не звонила. «Что звонить прислуге? – думала Евгения Сергеевна. – У нас же все хорошо! А если бы было плохо, ну, или какой-нибудь форс-мажор, я бы сама позвонила. Все понятно».
Появилась Елизавета опять в ночь. Вошла в дом бледная и усталая, швырнула на пол три пакета с продуктами, молча выпила чаю и так же молча удалилась к себе.
Евгения Сергеевна разбирала пакеты с продуктами и думала о том, что все это… Немного унизительно, что ли? Хотя… Ладка весела и здорова, они в тепле… А на все остальное – плевать! Зима закончится, и они переберутся к себе. А что будет дальше… Так этого никто не знает! Что там загадывать надолго? В ее-то возрасте – вообще смешно!
Уже перед сном Евгения Сергеевна вдруг поймала себя на мысли, что ей почему-то очень жаль эту суровую, молчаливую, молодую и абсолютно чужую женщину.
Сама удивилась: возраст и сантименты? Наверное, да.
Хмурая она, одинокая. Несчастная какая-то. Деньги есть, дом, машина. А все остальное, похоже, отсутствует…
Покледина появилась за неделю до Нового года. Как всегда усталая и замученная.
Объявила, что на «каникулы» никуда не едет: «Просто нет сил, не долечу», – сказала она, словно оправдываясь.
– Не возражаете, если встретим вместе и я здесь останусь? – с усмешкой спросила она.
Евгения Сергеевна растерялась:
– Я? Возражаю? Да бог с вами, Лиза! Кто тут хозяйка?
И помолчав, добавила:
– А что вы так разрываетесь? Ну, на износ? Не жалко себя?
Та махнула рукой:
– Остановиться боюсь! Остановлюсь и… Подохну! А насчет «жалко». – Она усмехнулась. – Ну а если и жалко? То что? Что это меняет? Да и вообще… Я давно разучилась жалеть. И себя в том числе.
Евгения Сергеевна пожала плечами и развела руками:
– Ну… надо жить! Просто жить, пока молодая! Ездить, путешествовать, отдыхать, наконец! В театры ходить! Увлекаться!
Покледина нахмурилась, хмыкнула и громко вздохнула.
В глазах у нее блеснули слезы.
Молча допила кофе. И так же молча ушла к себе.
«Влипли вы, Евгения Сергеевна! – отчитывала она себя, оставшись одна в комнате. – Никогда не были в прислугах и вот, получите! Зависеть от вздорного нрава резкой бабенки! Считаться с ее настроением, подстраиваться под него… А может?..»
Евгения Сергеевна задумалась и посмотрела в окно. «Нет, не может! Надо терпеть. Терпеть до весны. Хотя бы до марта. Ради Ладки, не ради себя. В конце концов… Просто не реагировать! И все. А что делать с этим праздником? Проигнорировать? Сделать вид, что?.. Или уйти, как обычно, к себе? Но, как-то… неловко. Неправильно как-то».
Евгения Сергеевна почувствовала, что снова жалеет эту молодую, вздорную и одинокую женщину.
* * *
К обеду был накрошен салат оливье. Какой же Новый год без него? Подготовлена и замаринована курица. Точнее, цыпленок табака. Любимое блюдо ее покойного мужа. Все просто: соль, перец, чеснок. Сковородка – лучше, конечно, чугунная, – но сойдет и другая. А сверху – любая тяжесть или груз. Дома, в московской квартире, для этой цели у нее имелся самый обычный, старинный чугунный утюг. Маленький и очень тяжелый.