А ты, как вырастешь, выходи за попа замуж, — посоветовал ей кто-то.

— Слышь, Нюрка, — засмеялась Зоя, — попадьей я буду.

— Не будешь, —спокойно ответила та, — ты хоть и чудачка, а не такая, чтобы на чужие труды зариться.

Рая услышала их разговор, обиделась:

— Ничего мы чужого не берем, — доедая булку, сказала она, — а тебя, видно, зависть гложет, что твой отец ничего не заработал... Это красные — так те, действительно, грабят. У всех монастырей землю отняли. Что им монахи плохого сделали? Люди молились, молились, и вот тебе — здрасьте.

— А что ж за них бог не заступился? —■ спросила Нюра.

— Сострила! Нашла над чем смеяться. Я вот Леле скажу,— Рая фыркнула и ушла.

— А Лелечка отцу передаст, — сказала Зоя.

— Ну, и пускай.

Зоя покачала головой:

— Знаешь что, Нюра? Ты лучше их не трогай. Я—другое дело. Мой батька не у красных, мне ничего1 не скажут, может, только Таисия поругает, а ты... Не бережешь ты себя, Нюрочка.

— Зоя! — Нюра шагнула к ней, — я не знала, что ты такая. Ты, правда, такая? Тебя все за дурочку считают... И я, может, считала/ а ты... Видишь, какая я дрянь...

— А я гляжу на тебя и думаю, хоть и заноза ты, хоть и красный у тебя батька, а все-таки ты лучше, чем эти трясогузки. Только не люблю я, что гордячка ты, выше всех себя ставишь.

— Я гордячка потому, что меня все кусают.

— Это теперь. А раньше?

— А раньше я ничего не думала.

Прозвенел звонок, на урок пришел батюшка. Он вызывал учениц, рассеянно слушал их ответы. Было заметно, что мысли его заняты другим. В раздумье ходил он по классу, время от времени останавливался у окна и, заложив руки за спину, подолгу глядел в одну точку. «Что с папой?»—удивилась Рая.

На задней парте раздался смешок. Отец Афанасий и на это не обратил внимания. Рая продолжала с тревогой наблюдать за отцом. Наконец тот медленно повернулся и приказал:

— Встаньте!

Дежурная робко заметила:

— Еще звонка не было, — но не получив ответа, принялась читать молитву.

С последними её словами отец Афанасий поспешно оставил класс. Рая побежала за ним. Все переглянулись. Когда же она вернулась, сейчас же к ней подошла Лелечка и спросила о чем-то, но Рая лишь развела руками и сказала тихо:

— Ничего не знаю.

Она, действительно, не знала: отец Афанасий досадливо отмахнулся от нее и проворчал: «Не лезь».

Только впоследствии выяснилось, чем ок был встревожен. Утром он узнал от своего зятя Костика, что'Ростов взяли красные и что дела у белых на фронте из рук вон плохи. Костик сообщил ему это под величайшим секретом, но секрет вскоре узнала вся станица. Уже на другой день Федя говорил Нюре:

— Ростов взяли! Слыхала?

— Слыхала. Так что?

—• Мишка кричит: «Не верю! Это красные нарочно говорят».

• — А ты веришь?

- А кто его знает. Может, правда, а может, и нет.

— Правда, Федя. Уж я-то знаю.

. — Как это знаешь? Ты не была там.

— А может, была, — улыбнулась Нюра и снисходительно посмотрела на него. — Эх, ты, маленький еще! — Ей нравилось, что она из тех немногих, кому доподлинно известна судьба Ростова. «Уж если коммунист говорил, значит, знает», — с гордостью думала она, и так ей хотелось, так хотелось сказать Феде: «Чудачок же ты! Да я ж комсомолка! Неужели не видишь?» Но вместо этого она сказала:

— Ничего ты, Федечка, еще не понимаешь. И Скубецкий твой, наверно, ничего не понимает. Ты еще дружишь с ним?

— Дружу.

— Он еще комсомол не устроил?

— Нет. А устроит. Вот увидишь: устроит.

— И меня возьмет?

— Я его спрошу.

— Спроси. Хотя знаешь что? Ты меня познакомь с ним.

Федя охотно согласился:

— Завтра воскресенье, выходи на площадь, вот и познакомлю.

На другой день, как только отошла в церкви обедня, Нюра отправилась знакомиться со Скубецким. Она тщательно заплела косу, помыла калоши и натерла ладонями щеки, чтоб казаться румяней. Она волновалась и не знала, на чем сосредоточиться. Надо было не ударить лицом в грязь перед ячейкой, чтобы не сказали: «Оружие добывать бралась, еще и обиделась, что не позволили, а такого пустяка сделать не могла». Это, во-первых. Во-вторых, тревожили мысли: «Что подумает Скубецкий? Еще скажет—сама навязалась... Эх, Федьку не предупредила, чтобы он вроде как нечаянно нас познакомил...»

Она еще раз оглядела себя и нахмурилась.

«Ну, и пускай!—вдруг решила твердо.—Нужен он мне, подумаешь! Я себе тоже цену знаю. Хоть пальто драное, да зато сама я...». Она подбежала к зеркальцу и пристально посмотрела на себя; засмеялась и сказала вслух:

— Ох, Нюрка, Нюрка! Бить тебя некому!

Отшвырнула зеркальце и решительно направилась к площади. Но чем ближе подходила к ней, тем больше теряла уверенность. Это и пугало и злило ее.

Церковь уже опустела, даже батюшка уже шел домой, окруженный группой седобородых стариков. Кое-где кучками стояли казаки и горячо спорили. В стороне собралась молодежь. Тут же по широкой аллее, обрамлявшей площадь, прохаживались гимназисты.

Утро было хорошее, теплое. Несмотря на январь, изредка даже голубело небо, сверкало солнце, и тогда от тополей по рыхлому белому снегу ложились длинные синеватые тени. Над церковью кружились галки.

Нюра шла и чувствовала, как сыреют ноги. С досадой подумала: «Заметит Скубецкий мои дырявые калоши...» Вдруг увидела Федю. Он шагал рядом со Скубецким и о чем-то с ним разговаривал. Она сделала вид, что не замечает их,и спокойно шла навстречу. Федя тоже ее заметил и тоже не подал виду. И только, когда он» поровнялись, он крикнул:

— Здравствуй, Нюра!

— Здравствуй,—не глядя на Скубецкого, ответила она.

— Погоди, что-то спрошу.

— Мне некогда.

— На одну минутку.

— Ну чего тебе?—притворилась она недовольной и остановилась.

— Ты куда идешь?

— По делу.

— А мы гуляем.

— На здоровьем

SÎ. Девушка с хутора