— Я в квесте, Селим-эфенди! Обет дал!

— Великое дело, почтеннейший, преклоняюсь пред тобою! — Селим чуть склонил голову и заговорил с сочувствием в голосе: — А твоя луноликая ханум плоха была. Совсем плоха — поход, кровь и ночная схватка. В Пешт ее увезли, лекарь там лечить будет. Хорошей женой тебе станет, любит тебя до беспамятства… Нет, нет — плохо не думай! В гареме не будет, она гостья! Вылечится и к тебе приедет. Ты же на Белой Горе будешь?

— Там я… Охраняю командора…

— Выполняй свой квест, достойный рыцарь. Ты честный воин, победил моих гулямов голыми руками! — Селим достал кожаный мешочек, глухо звякнувший, такой же увесистый, как прежний, и с поклоном протянул. Андрей поклонился, но деньги не взял.

— Ты неправильно меня понял, Анджей. Мои гулямы имели великолепное оружие, доспехи и коней. Ты их победил — это твой законный трофей. Здесь тысяча динаров — не везти же тебе тяжелый груз с собою, золото занимает намного меньше места. Да и своей ханум подарки сделаешь, она того стоит. Купцы пойдут, в Пешт передашь.

«Ты меня вербуешь, деньги даешь да намекаешь, что заложницу имеешь! Милица… А ведь Милица мне жизнь спасла. Если бы не она, то фон Нотбек меня бы убил… Придется брать деньги, нашему ордену они ох как пригодятся…»

Андрей помешкал немного и взял мешочек. Селим-эфенди улыбнулся и вздохнул, как показалось Никитину, с облегчением.

— Завтра мы уйдем от замка, делать нам здесь больше нечего. Возьми свои цепь и меч — ты достоин их носить дальше. Вот только мечу нужны совсем иные ножны…

«Ты на что намекаешь?»

— Кто ты такой на самом деле, знают рыцарь, руководящий охраной замка, и старый священник. Ведь так?

Селим внимательно посмотрел, словно ожег взглядом.

— Да… — осторожно ответил Андрей, не понимая, куда клонит араб. Вообще он уже многое из произнесенного пропустил мимо ушей, совершенно запутавшись в предположениях.

— Сожалею, но угры вчера стреляли по ним из луков, и сегодня на стенах их не видели. — Вот только в голосе Селима сожаления не слышалось. — И если они убиты, то до самого Белогорья никто не усомнится в том, что ты командор крестоносцев…

— Да, никто!

Глухо произнес Андрей, стиснув до боли зубы, но сохраняя улыбку на лице, будто он доволен произошедшим, и кое-как сдерживая бушевавшую внутри ярость. Еще теплилась надежда, что отец Павел и брат Вацлав лишь ранены или находятся долго в подземелье, как уже было.

— Раньше я бы сказал: альвакту мин захабин, время из золота, почтеннейший, но теперь нам торопиться некуда! Завтра утром мы уйдем отсюда до весны, а ты сядешь на лошадь и вернешься в замок. Ты командор, тебя никто не станет спрашивать, где ты был и почему вернулся. Ведь так?

— Да…

Андрей с трудом приподнялся, скривившись от боли. Эту гримасу заметил и Селим, вскочивший с подушек.

— Отдыхай, почтеннейший, тебе требуется много сил!

Поклонившись, он вышел из шатра. Закрыв аккуратно шелковый полог, он кивнул охранявшим выход гулямам и, скривившись, прошептал:

— Мы с тобой весной встретимся. Так что… Хотя… Нет, живой лев лучше десятка шакалов!

Тут Селим-эфенди хмыкнул, и по его губам скользнула лукавая улыбка. Араб тихо засмеялся:

— Особенно когда им управляет верблюд!