Откуда-то издалека слышались голоса. Шла большая группа людей. Несколько раз до тренированного уха Астамира донеслось восклицание «Осторожнее!». Значит, что-то несут. И Астамир, даже не составив никакого плана действий, вошел в калитку, сделал по дорожке десяток быстрых шагов навстречу людям и свернул в кусты. Оттуда ему несложно было наблюдать за происходящим, оставаясь самому невидимым. Он увидел, как четверо солдат несут носилки. На носилках человек. Астамир почему-то был уверен, что несут его отца. Еще трое шли позади, а четвертый вообще отстал от всех и тащил свернутый матрац.

Астамир не раздумывал, он не строил никаких планов, но действовал инстинктивно, повинуясь порыву. Едва группа прошла мимо, он выскочил из кустов и нанес человеку с матрацем удар прикладом в затылок. Остальные уже вошли в калитку и свернули к проходу на стадион. Ничего не услышали. Делом нескольких секунд было оттащить упавшего в кусты, разорвать его камуфлированную рубашку на полосы, связать руки и ноги и в рот втолкнуть кляп. Потом снова на дорожку, схватить матрац и побежать, догоняя группу. Носилки уже грузили в вертолет.

– Матрац где? – крикнул кто-то. – Давай матрац...

Астамир матрацем закрывал свое лицо и шел с ним так же неуклюже, как и его предшественник. Только тот был без автомата, но никто не обратил внимания на автомат Астамира. Матрац, конечно, следовало только подать, и кто-то из вертолета пытался вытащить его из рук Астамира, но Астамир упрямо лез по трапу в салон.

В салоне горела только одна тусклая лампочка, почти не дающая света. Но все же Астамир сумел увидеть, что на носилках в самом деле был окровавленный и перебинтованный отец. Матрац расстелили рядом, осторожно перенесли раненого на него и стали выходить.

Астамир вовремя понял, как ему вести себя. В задней части салона по бокам стояли какие-то большие белые баки. Незаметно отступив туда, в полную темноту, он спрятался за один из них. Из салона вышли все, кроме одного худосочного молодого офицера. Этот стоял и озирался. Потом кто-то вошел и приказал офицеру выйти, а сам склонился над отцом. Астамир высунулся побольше, чтобы рассмотреть человека, но видел только спину. Однако голос узнал сразу, как только начался разговор.

Это был полковник Раскатов...

* * *

Астамир слышал почти весь разговор отца с полковником. Только в конце, когда завели винты, пришлось напрягать слух, но все равно услышать удалось не все. Потом полковник вышел, и Астамир думал уже, что отец будет в салоне один, но туда взобрался тот самый офицер спецназа, что уносил отца со склона в санчасть, и с ним два солдата. Они уселись на откидных сиденьях.

Говоря честно, только перед взлетом Астамир осознал положение, в которое он сам себя поставил. Он оказался здесь, в замкнутом пространстве, один против офицера и двух солдат спецназа да плюс к тому же трех вертолетчиков. И обнаружить его могли в любую минуту, стоило кому-то сделать два шага в хвостовую часть. Но это не сильно беспокоило Астамира. Во-первых, он был рядом с отцом, и уже одно это успокаивало, во-вторых, гораздо больше волновало Астамира другое – сам полет. Он в свои годы много повоевал, сам много крови пролил и был несколько раз легко ранен. Он считал, что нет на свете вещи, которая испугает его. Но сейчас только он понял, что такое бояться... Да, он боялся... Он боялся – полета...

Вертолет весь вибрировал, дрожал, и казалось невероятным, что такая махина может взять и полететь и людей понести. Да она в воздухе от одной вибрации развалиться должна... Астамир сам слегка дрожал и отдавал себе отчет, что его дрожь нервного характера. Он все ждал и ждал, когда вертолет взлетит, и что непременно произойдет нечто неприятное, но потом вдруг машину завалило набок так, что Астамир чуть не вывалился из своего укрытия. И только тогда он понял, что они давно уже летят и ничего страшного не происходит...

Так летели долго, минут двадцать... И ощущение страха начало притупляться... Оно почти исчезло, когда офицер спецназа вдруг пересел на пол, поближе к отцу, и стал разговаривать с ним. Потом офицер послал одного из солдат к пилотам. Солдат вернулся с человеком в комбинезоне, присевшим по другую сторону от отца. Отец начал говорить, а офицер записывал все услышанное в тетрадь. Отца было совсем плохо слышно, а скоро голос его так ослаб, что Астамир не мог разобрать ни слова.

А потом он совсем замолчал...

Офицер что-то спросил у отца, не дождавшись ответа, спросил повторно, уже громче и настойчивей. Но ответил ему человек в летном комбинезоне:

– Он умер...

Астамир замер, не желая верить в услышанное...

– Да... К сожалению... Умер... Он был сильным человеком и достойным уважения, несмотря на то что он был враг, – сказал офицер. – Жаль, конечно... Он не успел подписать свои показания... Я не знаю, насколько поверят нам. Будем подписывать сами: вы, я, солдаты. Вы все слышали, что он говорил...

И провел рукой по лицу отца, закрывая ему глаза.

– Я подпишу! – для самого себя неожиданно громко сказал, почти крикнул Астамир. – Я подпишу все, что сказал отец. Он так хотел.

Стволы автоматов солдат смотрели на него, но Астамир свой автомат отложил в сторону. Он принял решение... Он завершит то, что не успел завершить отец! Отец сам бы попросил его, но он не знал, что Астамир так близко...

– Разворачиваем вертолет, – спокойно сказал офицер. – В Дагестане нам делать нечего... Возвращаемся... А ты садись, чего стоишь...

Последние слова относились к Астамиру. Астамир шагнул вперед, выглянул в иллюминатор, за которым горы уже открыло утро, и сел рядом с отцом, взяв его за еще теплую руку...

Только подходя к казарме спецназа, Василий Константинович вспомнил, что все это время он даже и не думал о своем сотрясении мозга. А как только вспомнил, голова снова начала болеть.

С майором Макаровым встретились у крыльца.

– Сергей Вячеславович, таблетки, как в прошлый раз, нет больше? – спросил у Макарова.

– Нет, товарищ полковник. Если надо, я схожу в санчасть. У здешних медиков сегодня тоже ночь бессонная...

– Если не трудно... Это в штабном корпусе?

– Да.

– А я только что оттуда. Знал бы, зашел сам, да тогда про голову не вспоминалось... С начальником штаба общался. Этот майор хотел предъявить обвинения Тихонову, а в результате я предъявил обвинения всем им. На том пока и расстались. Майор встал в стойку бультерьера и готов, кажется, всех преступников хватать и кусать.

– Рано радоваться, – заметил Макаров. – Захватов мнение меняет за десять минут одиннадцать раз. Он еще может и нам что-то предъявить...

– Сейчас предъявит, – сказал подошедший со стороны старший лейтенант Тихонов. – Рядом с выходом на стадион нашли связанного солдата. Его ударили сзади, связали, и потом кто-то вместо него отнес матрац в наш вертолет. Поскольку вертолет не бронетранспортер и не боевая машина пехоты и к мотострелкам никакого отношения не имеет, претензии, думаю, опять будут обращены в нашу сторону... Валить будут, как и полагается, за компанию, на меня... Хотя я ни сном ни духом... Но я терпеливый... До полного выяснения смогу выдюжить...