Прогнав неприятное воспоминание, старший инспектор начал перебирать свежие выпуски газет. Желтая пресса поместила фотографию Симоны на первых полосах, сопроводив потрясающими по изобретательности комментариями. Алан посмертно вознесся до высот уолл-стритского Гордона Гекко. «Очаровательная блондинка, супруга магната, таинственно исчезает». «Похищена женщина с лицом Мадонны». «Не доводилось ли вам видеть обольстительную Симону, вдову финансового воротилы?»

«Во всяком случае, — подумал старший инспектор, отодвигая в сторону таблоид „Сан“, — они воздержались от совсем уж пошлых банальностей».

Инспектор пролистал жидкую стопку отчетов об опросе населения, которые сочли достойными его внимания, но все они лишь подтверждали уже известные ему факты. Для себя он отметил, что полицейским ни разу не удалось побеседовать с Сарой Лоусон, которая неизменно отсутствовала, и решил, что попробует навестить ее лично. Была суббота, а значит, больше шансов застать человека дома.

Ничего примечательного не отыскалось и в заключении экспертов, которые осматривали сад и гараж «Соловушек». Никаких любопытных отпечатков пальцев. Ни следов ног на сухой земле. Ни характерно примятых или сломанных растений. Вдоль задней границы сада тянулась плотная живая изгородь из колючего барбариса — не перелезть, не проломиться, не оставив заметных повреждений.

Все «пальчики» из гаража принадлежали Алану. Ничего примечательного там тоже не нашли. Садовые инструменты, газонокосилка. Коробки с полупустыми жестянками краски и несколько рулонов с обоями, но ни кистей, ни валиков, ни тряпок. Скорее всего, когда Холлингсвортам требовалось что-либо подновить, они пользовались услугами декораторов.

Барнаби больше всего интересовала машина. Он позвонил экспертам и осведомился, скоро ли будут результаты.

— Теперь уже скоро.

— Что это значит? На следующей неделе?

— Знаете, в чем ваша беда, старший инспектор? — ехидно спросил Обри. — Вы не верите в Систему. С чего бы это, а?

Стоило Барнаби положить трубку, как появился сержант Трой и молча поставил перед ним дымящуюся чашку. Барнаби сам не мог понять, что заставило его потребовать кофе в такую жару. Привычка, должно быть. Хотя нет, первый глоток оказался очень приятным.

— Сержант Брирли в дежурке, шеф, — натянуто произнес Трой. Чувствовалось, что он еле сдерживает раздражение. — Вы просили меня доложить, когда она вернется.

— Спасибо.

Прошлым вечером не все из занятых опросом населения сотрудников успели вернуться до ухода Барнаби, а его очень интересовало положение дел в семействе Брокли.

— Что ты такой кислый, Гевин? Тебя что, наша Одри обидела?

— Вообще-то я не собирался распространяться на эту тему, но раз вы спросили… — Трой несколько раз судорожно сглотнул. — С чего это мне нельзя назвать ее «мисс Дынька года», а ей позволено называть меня «говорящим членом»?

— Это называется восстановлением баланса, — отозвался Барнаби и, поскольку разговор грозил неизбежно скатиться к бесконечному подсчету выигрышей и потерь, спросил: — Что-нибудь новенькое появилось за последние полчаса?

— И как я понимаю, ей не грозит за это вызов в комитет по этике?

— Я задал тебе вопрос.

Трой поджал губы. Предполагалось, будто ты можешь поговорить о том, что тебя волнует, в этой полицейской лавочке, где каждый готов делиться с товарищем. Обратиться за советом, если ты бесхребетный слюнтяй.

— Звонил этот скользкий ювелир с Бонд-стрит. Он опознал Холлингсворта по фотографии. Покупал колье точно Алан. Симону там не видели. Все это готов изложить письменно.

— Превосходно.

— Получил по факсу из «Харперс» статью с картинкой. Выглядит — очуметь не встать! Думаю, ей не один час пришлось отрабатывать камешки на спине в постели.

— Побойся Бога, парень!

— А что я такого сказал?

— Женщина прошла через ад. Может, ее и в живых уже нет.

«Если так, ей и подавно все равно, что я тут говорю», — сказал себе Трой, наблюдая, как бразильский напиток перекочевывает в глотку шефа.

Занятный он все-таки, его старикан. Если бы Трой собственными глазами не видел, как, загнанный в угол, Барнаби борется до последнего… Как производит арест напичканного амфетаминами вооруженного бандита… Как, цепляясь за край скалы, пытается уговорить не прыгать и сдаться женщину, только что утопившую свое дитя… Если бы Трой не видел этого всего и многого другого, он считал бы, что шеф у него малость блаженный.

Они спустились в дежурное помещение. Оба молчали, сержант косился куда-то в угол. У Барнаби вид был суровый. «Непоколебимый», сказали бы вы, если бы вам посчастливилось заглянуть в словарь, купленный заботливым отцом для Талисы Лин. Сержант решил, что шеф недоволен отсутствием кого-либо, кто годится на роль подозреваемого, и не мог заблуждаться сильнее.

Это его оруженосец предпочитал, чтобы все мигом обретало четкие и ясные очертания, насколько подобное в человеческой власти. Сам же Барнаби блаженно дрейфовал (какое-то время, по крайней мере) в «облаке неведения», по выражению раннего средневекового мистика. Он также тихо радовался про себя недавнему отбытию своего bête noire[44], инспектора Йена Мередита, всезнайки оксфордско-кембриджского розлива, недавнего выпускника Брэмшилла, полицейского колледжа для элиты. Вообразивший себя, по примеру Александра Македонского, богом в тридцать два года, он и вознесся при жизни — был переведен в летучий отряд. Весь полицейский участок вздохнул с облегчением. Кому захочется, чтобы под носом крутился племянник главного констебля графства, высматривая, где и что не так?!

Дежурную комнату никто бы не назвал особенно приятным местом. Здесь без конца надрывались телефоны. Сотрудники изучали материалы, вывешенные на доски, где фиксировался ход расследования. Вновь открывшиеся обстоятельства следовало упорядочить, связать, сопоставить, перепроверить, и потому в дежурке стоял бесконечный гул голосов — полицейские, подключенные к расследованию, обменивались информацией. Но сейчас тут не наблюдалось той лихорадочно-сосредоточенной активности, какую вызывает известие об особо драматическом происшествии.

Поскольку сержанта Брирли в зоне видимости не обнаружилось, Барнаби подошел к информационной доске, чтобы ознакомиться с текущим положением дел. Как он и ожидал, ничего, кроме домыслов и непроверенных фактов. Дюжина человек якобы видела Симону. На пароме, направлявшемся во Францию. Спящей в подворотне в Глазго. В бистро на Олд-Комптон-стрит, явно под кайфом. Танцующей на столе паба «Старая буренка» в Милтон-Кейнсе.

Гораздо интереснее оказались свидетельства пассажиров автобуса. Две дамочки с малышом в коляске проследовали вместе с Симоной до «Боббис», единственного на весь Каустон универмага, и с ней же завернули в женский туалет. Но вот, когда дамочки оттуда выходили, Симона еще оставалась внутри. Теперь, крепкие задним умом, они уверяли, будто «бедная миссис Холлингсворт» спряталась в туалете «от тех ужасных людей, что ее преследовали».