Погода портилась на глазах. Дождь усилился, ветер налеталпорывами. Дальнейшее пребывание на улице без крыши над головой становилосьневыносимым. Я не обманула Фому, машина нужна была именно позарез.

Подавив желание бежать куда глаза глядят, я началаманеврировать, прячась от «братана» за Кривого Фому. Тот с возрастающимбеспокойством следил за моими маневрами, продолжая тереть колено. Наконец онхоть и запоздало, но отреагировал на мое откровение насчет тачки.

— Воскресенье же, — напомнил Фома.

— Слава богу, что не Пасха, — рассердилась я. — Или попраздникам уже людям «бабки» не нужны?

— Так ведь нотариуса нет, — пояснил свою мысль Фома ипоинтересовался: — Чего дергаешься, дивчина, блохи что ль заели?

— Мил человек, — взмолилась я, — тачка нужна во как! — и ярезанула себе ладонью по горло. — Такое желание хуже блох!

Он с сомнением поглядел на меня, но смягчился.

— Ладно, проходи, перетрем.

— Не-не, — испугалась я, опасливо заглядывая за его плечо. —Мне к тебе нельзя, увидеть могут.

И ведь ни словом не солгала, а какой эффект! Фома понизилголос до шепота и спросил:

— Да ты от кого?

— От Ефима, — не моргнув глазом и не покривив душой ответилая, назвав имя сторожа с автостоянки.

— Лады, — кивнул Фома, — еще больше понизив голос. —«Капусты» много?

— Три тонны, — шепотом уведомила я, хотя все пять тысячдолларов, взятые у монаха, лежали у меня за пазухой.

— С собой, что ли? — оживившись Фома.

Я решила не конкретизировать, лишь сказала:

— Сразу отдам.

И правильно сделала. Фома понял, что дело имеет с серьезнымилюдьми, преисполнился уважением, кивнул и скомандовал:

— К магазину иди. Подгоню.

— Только поприличней на имеющуюся сумму выбери, — попросилая.

Он пожал плечами:

— Выбирать не из чего. Тачка только одна. Номера транзитныемосковские. Ксивы настоящие. Пока до таможни не доедешь, никто не тронет. Ну атаможня, это дело не мое. Сама.

— Сама, так сама, — согласилась я и, дав знак монаху, кмагазину побежала.

Уже вдогонку Кривой Фома озабоченно крикнул:

— Бабки, бабки-то заранее приготовь. Мне тоже ждать нерезон.

Топчась у магазина, я старалась не замечать бормотаниямонаха и размышляла о внезапном появлении «братана».

«Загородный филиал у них здесь что ли? Ощущение такое, чтоэта бригада монополизировала весь преступный бизнес страны. А мой „братан“обладает прям-таки потрясающей вездесущностью. Только что бухгалтером к Тамаркенанимался и уже здесь шустрит.»

Фома приехал быстро. Рядом со мной, сверкая кузовом хачбек,остановился новенький на вид «Форд— скорпио».

— «Бабки» давай, — не выходя из машины, сказал Кривой Фома.

Он высунулся из открытого окна, манящего теплом, уютом извуками музыки. Я стояла на дождике и завидовала ему изо всех сил.

— Сяду в машину, отдам, — заявила я, пусть знает, что нелыком шита.

Фома криво усмехнулся, поправил на глазу пиратскую повязку,вышел из машины, оставив ее двигатель работающим. Я устроилась на роскошномвелюровом сидении «Форда» и захлопнула за собой дверь. На лице Кривого Фомыотразился испуг, но электромотор, подчиняясь движению моего пальца, уже опускалстекло — я честно протянула Фоме тридцать стодолларовых купюр. Онпрофессионально их посчитал, удовлетворенно крякнул и произнес напутственноеслово:

— Кати с богом, да скажи Ефиму, что я всегда рад…

Узнавать детали его радости мне не хотелось, и я с местарванула мощный послушный автомобиль, краем уха выхватив из дождливой мглы:

— Ксивы-то в бардачке…

В бардачке оказались не только ксивы, но и початая бутылкаводки, забытая, видимо, впопыхах. «Представляю, как загорюет Кривой Фома, когдаобнаружит свою оплошность,» — подумала я, направляясь к монаху.

Монах мой, кстати, остался бормотать под магазином. Он дажене взволновался. Сделав круг, я развернулась, резко затормозила у его ног ираспахнула дверцу, страшно гордясь собой и уже ощущая последствия духовногороста.

— Ваш земляк! — сказала я, имея ввиду «национальность»автомобиля.

Монах уселся рядом со мной, одобрительно обозрелкомфортабельные американские внутренности салона и сказал:

— О-о…

— Не "о", а рука Господа.

Конечно, рука Господа, а что же еще? После Марусиного«Жигуля» это было сродни чуду. У меня даже в глазах зарябило от всего того, чтов этом автомобиле работало: фары и подфарники, стопы и повороты, дажепротивотуманные фары, что с некоторых пор уже казалось излишней роскошью. Всесветилось, мигало и переливалось. Мерно махали дворники и тихонько подвывалэлектродвигатель охлаждения радиатора. Двигатель работал почти неслышно.

— Рука Господа! — повторила я.

— Конечно, — согласился монах. — И шага нам не ступить безэнергии Создателя, но неужели в России провинциальный сервис значительно лучшестоличного? Вы так быстро сумели оформить кредит и получить транзитные номера.

— Какой еще кредит? — изумилась я.

— Но ведь не могли же вы заплатить полную стоимостьавтомобиля. Я дал вам слишком мало денег.

С победоносным видом я протянула ему две тысячи долларов,оставшиеся после покупки.

— Говорю же, рука Господа. Теперь и сама вижу, что духовныйрост у меня начался — и эти-то деньги не все понадобились. А номера на машинеуже были. Так что, оформлять ничего не пришлось.

— Три тысячи?! За эту машину?! Но так не бывает, — сподозрением воззрился на меня монах.

— В России все бывает, — гордо заявила я и во избежаниедвусмысленности, пояснила: — Машина краденная, вот ее подешевке и толкнули.Документы — липа, годятся только для патрульно-постовой службы, более серьезнуюпроверку не пройдут. Я про таких барыг, как наш продавец, слышала. Обычно ониторгуют «горячими» автомобилями, угонщики которых либо наркоманы, либо сильноспешат. Барыга наваривает на каждой машине не больше тысячи долларов, — сказалая, блеща познаниями закулисья нашей страны.

— Барыга?

— Ну да, торговец краденным.

— Вы хотите сказать, что машина краденная, — изумился моймонах.

— Только об этом и толкую, — рассердилась я. — Удивляюсь,как не поняли вы до сих пор.