— Ну и что же нас ждет?

— Программу можно купить. Она издается в Америке и стоит двадцать долларов. Может, твою мамашку попросить купить?

— Все что продается в Америке за двадцать долларов, есть на Горбушке и продается за сто рублей.

— Я узнавал. Продавцы даже не понимают, о чем я толкую.

— А что бы ты хотел узнать?

— Дату смерти, разумеется.

— А зачем? Вот уж чего бы я не хотел знать, так когда я помру.

— Ты бы мог узнать про своего отца, — брякнул Никитон.

— Про отца я и так узнаю. Знаешь, Никита, плохо мне. Забудь на минутку про свою программу. Давай я тебе кофе сделаю. Можешь помолчать?

— Могу…

И Ким рассказал про свой неудачный поход к Ленчику, про лифт, про звонок матери… словом — всё. Никитон слушал внимательно, и, кажется, понял главное, но сочувствовать не стал, он вообще не умел это делать, а сказал веско:

— Перво-наперво нужно отцовскую рукопись засунуть в компьютер, то есть попросту перепечатать. Сканировать ее не представляется возможным. Да это и не надо. Потанцуй ручками на клавишах и так — страничка за страничкой… Если можешь явные пробелы сам заполнить, заполняй. Я бы тебе помог, но это твоя работа. Если книги по истории понадобятся — принесу.

— Ладно. Наверное, ты прав. Но я не смогу все написать художественно. Поэтому необходим комментарий. Его будешь писать ты! — и он ткнул пальцем Никитона в грудь.

— И еще скажу. Может, твой косматый прав? Не надо тебе идти к Ленчику. Что тебе пойти больше не к кому? Я вот, например, своих бывших жен никогда не обижаю.

Ким пришел без звонка. Втайне он надеялся, что, несмотря на воскресный день, никого не будет дома: и билетик оторвет, и нервы сбережет. Не тут-то было! Дверь открыла Люба. Она не удивилась, не поздоровалась и сразу пошла в большую комнату, уверенная, что Ким последует за ней. Сели. Помолчали. Диван новый, полосатый, из дорогих. И шторы поменяла, из-за чего у жилья сразу стал отчужденный вид.

— Можно я закурю? — вопрос, против ожидания, выглядел совершенно идиотским.

Люба пожала плечами. Взгляд ее заинтересованно путешествовал по стенам, комнатным цветам и мебели, словно выискивал укромные щели, пазы и изломы, в которых могла спрятаться пыль или паутина. Нигде не было ни первой, ни второй. В комнате была идеальная чистота.

— Я пришел за Сашей и хочу куда-нибудь с ней пойти. В цирк, например.

— У тебя и билет есть?

— Билет сейчас не проблема. Но не обязательно — в цирк. Можно и в зоопарк.

— Но это ты у нее потом спросишь. Сейчас ее нет. Она в Орехове-Борисове, у мамы.

— А ты почему с ней не поехала? Может быть, в гости кого-нибудь ждешь, — в голосе его прозвучало ревнивое подозрение, и он смутился, не так он хотел себя вести, дурень.

— Никого я не жду. Отдохнуть тоже надо. Живу как борзая лошадь.

— Борзая лошадь… что-то новенькое.

Удивительно, но разговаривать было совершенно не о чем. Ким ждал упреков и готов был к защите, но Любочка вела себя, как английская королева: вежливая, доброжелательная и недоступная.

— Моя матушка звонила?

— Да. У нее все хорошо.

— А у тебя?

— У меня тоже все замечательно.

— Значит, только у меня все плохо.

— Да что ты говоришь? — удивление выглядело нарочито наигранным, английская королева покинула Любочкину плоть, вышла из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь. — А мне рассказывали, что ты живешь в полном кайфе. Сбылась твоя мечта — ты ни за кого не отвечаешь, ни перед кем не отчитываешься. Расцвел, как кактус. Только такая растительная жизнь тебе и под силу.

Ким не хотел ругани, поэтому поиграл желваками и ответил очень спокойно:

— Ты, как я понимаю, хочешь развода.

— С чего ты взял?

— Но ты же мне сама позвонила. Только не решилась называть вещи своими именами.

— Это я-то! Милый мой, ты сам состоишь из одних недомолвок. Ты — ходячая недомолвка!

— Будем вести себя как цивилизованные люди, — невозмутимо отозвался Ким.

— Ах ты господи! Хоть цивилизацию оставь в покое. Она к твоему пьянству имеет очень косвенное отношение.

Ну а дальше — с катушек, под откос, вниз — оба! Сразу начали орать, не слушая друг друга, но только на этот раз Люба, как давеча по телефону, не дала себя перекричать.

— Ничего я тебе про развод не говорила. Ты сам все придумал. Если хочешь Сашку бросить — бросай, но не надо с больной головы перекладывать на здоровую. Сам принимай решение. Я здесь не при чем! Я позвонила тебе, потому что меня попросила об этом Юлия Сергеевна. Ее волновало, где ты шляешься. И заметь — ее, не меня! Она никак не могла до тебя дозвониться. Она боялась, что ты у нее уже не живешь. Может, у тебя уже новая семья. Но это так наивно! Какая у тебя может быть семья? У тебя могут быть только девки для случайных утех. У тебя и друзей нет, одни собутыльники.

— Ты же знаешь, что я не пью! — заорал в полный голос Ким. (Кто бы знал, как ему в этот момент хотелось выпить!)

— Трезвенник нашелся! Надолго ли тебя хватит! Я не хотела с тобой ругаться по телефону. Ты сам наговорил мне всякого вздору. Обидно, между прочим. Когда ты был вечно пьян, то таскался домой зализывать раны. А трезвым сразу слинял. Я столько на тебя сил положила. Я на тебя жизнь угробила. И вовсе не для того, чтобы тебя тут же заарканила крашеная Нелька или Элька, не знаю, как там ее…

— Ну что ты плетешь? Неля — художница с плохими работами, но с деньгами. По-моему, она пишет подсолнечным маслом, а мне нужно ее испачканные холсты предъявить публике. Деньги ей дает некий крутой любовник. Неужели ты думаешь, что она променяет надежного спонсера на меня? Если она таскала пару раз меня в кабак, то это ничего не значит. И потом не кабак это был, а казино. Она спускала чужие бабки, а я встречался с предполагаемыми покупателями. И еще скажи мне, пожалуйста, откуда ты про Нелю вообще знаешь? Я не хочу перед тобой отчитываться и не буду. Я буду ходить куда хочу и с кем хочу!

— Уходи, — простонала Любочка. — Уходи…

Никуда он не ушел. Они еще долго говорили, до полного истощения сил. Дорулили, наконец, и до Сашки. Да, девочка пошла в первый класс, а он, ничтожество, даже не вспомнил об этом. Все были с цветами и с отцами, первого сентября это как бы знак качества. Сашка голову извертела…

— Могла бы позвонить, — буркнул Ким.

— Да что ж звонить и напоминать о том, что знают все. Первое сентября — это праздник, его вся Россия отмечает кроме тебя, кроме тебя… Я сама нашла ей школу, сама выбрала учительницу, сама оформила все документы. Слава богу, ребенок будет учиться в достойном учебном заведении. Это частная школа, и я могу на нее заработать. А от тебя требовалось всего-то с астрами пятнадцать минут на школьном дворе постоять. Уйди…