Кукуратор вздохнул — как ни крути, его личная победа над миром была неполной. Гольденштерн стоял намного выше. Величие Прекрасного не просто недостижимо, оно непонятно… Приходится признать. Но это не значит, что мы не ведем разведку, господин Гольденштерн. Совсем не значит…

Над цветами и листвой пронесся зуммер вызова. А потом прямо впереди появились золоченые Врата Спецсвязи.

Ну да, вспомнил кукуратор. Доклад. Уже ждут.

Кукуратор вызвал из воздуха зеркало и оброс стильным серым френчем со стальной искрой. Прическа как обычно — пробор с полукоком. Пожалуй, сегодня без усов — а лишь с намекающей на них небритостью верхней губы. Немного усталости в глаза, вот так… Мешочки, гусиные лапки… Про вас думаю по ночам, засранцы… И все про каждого знаю… Теперь хорошо. Штаны можно не надевать — под столом не увидят.

Осторожно переступив через норку какой-то райской мышки, кукуратор подошел к Вратам Спецсвязи и дважды повернул торчащий из замка ключ. По золотым створкам прошла волна голубых искр — включилась шифровка — и Врата открылись.

Прямо за ними начинался торец накрытого картой стола, за которым ждали соратники — Шкуро и Судоплатонов. На генералах были военные кители с красными ромбами. Больше никого в комнате. Похоже, дело и правда конфиденциальное.

Генералы сощурились от света, зелени и птичьего гама — но створки Врат закрылись и проблеск Сада за спиной кукуратора погас. Остался строгий и отрезвляющий интерьер Ближней Дачи. Бритые черепа, серьезные лица. Работаем.

Шкуро и Судоплатонов встретили кукуратора сердобольским салютом: тряхнули над головой руками, сложенными в замок, как бы дергая веревку невидимого колокола. Кукуратор ответил тем же и покосился на карту, расстеленную на столе.

Кружки, стрелочки — это замечательно, но почему опять Невада? А если за фаервол кто-то заглянет? Кто у нас сидит в дизайн-бюро — идиоты или враги? Скорее всего, конечно, идиоты. Врагов хоть расстрелять можно, а этим что сделаешь? Расстреляешь, так ведь и не поймут, за что…

Генералы увидели на лице кукуратора недовольство и истолковали его по-своему.

— Бро, — заговорил Шкуро, — извините за ранний вызов, но утром Большая Земля в первый раз определенно сказала, что все сошлось. Мы решили известить вас немедленно, не собирая бюро. Речь о новом проекте. Работы шли давно, но теперь я могу наконец рассказать, что это такое.

— А почему нельзя было раньше?

— Мы не поднимали тему на баночных совещаниях из соображений безопасности. Нас уверяют, что наши коммуникации абсолютно надежны, но кто его знает…

— Вы не верите нашим шифровальщикам? — картинно поднял бровь Судоплатонов.

— Не в этом дело, — сказал Шкуро, не глядя на второго генерала. — Это наша национальная стратегическая уязвимость. Мы живем в мире, общую картину которого — и даже любую конкретную картинку, если угодно — формирует для нас, по сути говоря, враг. Мы давно знаем, насколько он коварен, лицемерен и лжив. Но почему-то верим ему в самом главном. Доверяем ему управлять информационными потоками, достигающими наших мозгов…

— А что вы предлагаете? — спросил Судоплатонов. — Взять и перерезать провода к нашим банкам?

— Для начала я предлагаю хотя бы не полагаться так на шифровальщиков. Англо-саксы, если вы вспомните военную историю, обыграли и Германию, и Японию, расшифровав коммуникации противника. Машинка «Энигма», расписание полетов адмирала Того… Это их национальный стиль. С тех пор, конечно, они сильно поглупели, но мы-то могли поглупеть еще сильнее… Что-то по этому поводу надо делать.

Генералы замолчали, глядя на кукуратора. Это был важный вопрос. Стратегический. Сложный. Чреватый. И, как кукуратор давным-давно знал, неразрешимый. В таких случаях можно было разве что уподобиться воде, обтекающей камень — и ждать, как рассудит Провидение… Хотя, подумал кукуратор, аналогия неверная. Последний краеугольный камень — как раз мы и есть. Это нас со всех сторон обмывают и точат, обмывают и точат… Но генералам надо было ответить.

— Правильно рассуждаете, Везунчик, — сказал кукуратор, вспомнив для задушевности партийную кличку Шкуро. — Но баночный уклад един для всего мира, и нам его не изменить. Сегодня, во всяком случае. Надо учиться работать в этих условиях. Грамотно работать. Конкурировать, принимать вызовы. И создавать надежное сдерживание, которое будет эффективно даже в нашей непростой ситуации. Так что очень надеемся на вашу новую систему. Рассказывайте.

Шкуро щелкнул каблуками под столом — он знал, как кукуратору нравится этот звук — и сказал:

— Вы слышали про боевые лазерные станции, которые американцы строили в позднем карбоне?

— Если и слышал, — ответил кукуратор, — то забыл.

— Вот посмотрите…

Шкуро поднял руки и сотворил проекцию над столом.

— Это одна из них, — сказал он. — В конце карбона эти метадроны сравнивали с орхидеями. Похоже, да?

— Гм-м, — промычал кукуратор, разглядывая мерцающую над столом модель станции. — Не знаю, что я подумал бы сам, но теперь, когда вы сказали… Действительно есть нечто общее с большим хищным цветком. Который растет из стопки бубликов…

— Сейчас подниму увеличение… Вот так. Видите картинки? Они тогда все военное разрисовывали. Как бы проецировали национальный оптимизм.

Станция медленно поворачивалась над столом. Кукуратор увидел строгое белое назва-ние:

USSS BERNIE

А потом на самом большом бублике появилась веселая яркая надпись в нарисованных языках огня:

BERN MOTHERFUCKER BERN

— Их называли в честь национальных политиков, — сказал Шкуро. — Можно посмотреть, кто это был такой.

— Обязательно, — хмыкнул кукуратор. — Очки только найду и сразу… В чем назначение станции?

— В конце карбона, — ответил Шкуро, — люди соревновались, кто быстрее дотянется друг до друга. Строили все более быстрые самолеты и ракеты. А эти метадроны положили конец традиционной гонке вооружений. Они добивали своим ядерным лазером до любой точки планеты мгновенно. Гонка скоростей потеряла смысл. Эта система оказалась великим миротворцем, который поддерживал мир на планете всю эпоху карбоновых войн.

— По каким объектам они стреляли?

— Главным образом по азиатским заводам, которые выбрасывали в атмосферу много углекислоты. Ну или делали слишком хороший продукт. Там все дело было в расчете карбонового отпечатка, потому что методика была засекречена, и агентства…

Кукуратор поднял ладонь, показывая, что это неинтересно.

— А как такой дрон может мгновенно ударить по любой точке планеты? — спросил он. — Для этого же надо над ней оказаться.

Шкуро покрутил руками над столом — словно бы растянул что-то в воздухе, потом приблизил — и кукуратор увидел подобие сверкающего треугольного паруса, висящего в пустоте.

— Что это?

— Рефлектор, — ответил Шкуро. — Попросту говоря, зеркало. Их много. Зеркала расположены в космосе таким образом, что станция может ударить по любой точке планеты из любого места на орбите…

— Могла, наверное? — переспросил кукуратор.

— Эта конкретная станция до сих пор жива. Она осталась одна. Там горят габариты, меняется ориентация