— Она такая же твоя, как моя, — фыркнула Няша.

Иван остановился, чтобы перебороть головокружение.

— Нафига вообще надо было их из дома брать? — спросил он.

— Одних надо было оставить? Любишь кататься, люби и саночки возить.

— Так я их и вожу все время, — ответил Иван и хихикнул. — Даже когда тебе кажется, что я катаюсь.

— А вот за это можно и по морде получить.

— Ну попробуй.

— Ну на.

Няша ударила — но не по морде, как обещала, а по бедру, острым кулачком и очень сильно.

— Уй, — сказал Иван. — Мне больно.

— Мне тоже больно такое слышать, — ответила Няша. — Еще хочешь?

Ребенок наверху заплакал и сжал ноги на шее с такой силой, что Иван взвыл.

— Ой, ну что же вы все против меня!

— Не обижай маму, — сказал тонкий голосок.

— Это твоя мама меня обижает! — заорал Иван. — И ты тоже, Иванка! Ты задушишь сейчас своими ножищами!

— Папа плохой! — заорала Иванка, двигая ляжками как ножницами. — Плохой!

— Я плохой, да, — повторил Иван. — А вы все хорошие.

— Успокойся, — сказала Няша. — На нас люди смотрят. Ты сюда протестовать пришел, так протестуй.

Иван поглядел на ее платье, наморщился, словно силясь что-то вспомнить, но не сумел — махнул рукой, повернулся к ближайшему улан-батору и заорал, обращаясь не к нему, а к его более понятной лошади:

— Псотрап! С тартаренами воевать надо, а не со своим народом!

Улан даже не посмотрел в его сторону. Зато лошадь дернула головой и навела на Ивана матовый глаз. Иван вспомнил курс боевой имплантологии и притих — такие лошади могли пробить грудную клетку прямым ударом копыта и шли в атаку, когда струсивший всадник пытался повернуть назад.

Няша между тем тоже начала протестовать:

— Гольденштерн англо-sucks! Гольденштерн sucks Афон!

Все это были древние как мир методы обмана кукухи, и они уже лет десять не канали — минусы в карму за такое шли, и даже более жирные, чем за ГШ-слово просто. Но Няше было мало.

— Гольденштерн антихрист!

Иван дернул ее за рукав.

— Прекрати немедленно, — зашипел он, — ты же знаешь, что я… Ты меня сейчас в такой минус уведешь, что я год буду вылезать!

— А ты ударь, — предложила Няша. — Ударь попробуй. Ударь прямо при детях…

— Ты напрашиваешься?

— Попробуй, — сказала Няша. — Попробуй и увидишь, что будет…

— Папа плохой, — заныла сверху дочка. — Папа злой. Папа маму не любит… А я папу не люблю.

— Ну и перелезай тогда к своей маме, — огрызнулся Иван, — на вот… Пусть она тебя на руках несет.

— И понесу, — ответила Няша. — Иди сюда, милая…

Слезая с папиных плеч, Иванка задела его огменты, и очки свалились с лица Ивана, повиснув на одном ухе.

— Ах! — сказал Иван. — А…

Вокруг был полутемный пустырь, освещенный только периферийными огнями. Огни меняли цвет — с синего на красный и назад. Рядом шла сердомолка с двумя шевелящимися куклами в руках — они карабкались по ее плечам к голове, а сила тяжести с той же скоростью стаскивала их вниз.

Издалека доносились стрельба и разрывы пиропакетов — похоже, в зоне «А» начинался серьезный замес. На краю поля кричала хриплая ночная птица.

Иван огляделся. Сзади, неестественно покачиваясь, приближалась другая парочка — те самые преторианец с барышней, что убегали в кусты. Преторианец нес в руках палку — наверно, какой-то видный в симуляции транспарант. У девушки на плечах сидел потертый пластмассовый ребенок с букетом гвоздик.

— Мочи кромешников! — кричала девушка. — Бей мозгососов! Отпустите нас в Эдем!

Преторианец нервно морщился, но не говорил ничего. У них все наоборот, подумал Иван. Прогрессивная подруга и слуга режима. Хотя на самом деле с преторианцами непонятно, у какого режима они слуги. И лучше в это не лезть, особенно Свидетелю Прекрасного…

Видимо, программа аттракциона засекла остановку Ивана и довернула второй парочке дугу — они изменили курс и ушли от сближения.

Иван надел очки и снова оказался в человеческом потоке рядом с Няшей. Первым делом он отыскал глазами преторианца с кисейной барышней. Теперь они шли в толпе справа. Оказывается, преторианец нес пику с насаженным на нее карликом-тартареном — в карикатурной черной чалме, с выпученными злобными глазами и двумя кривыми саблями в руках. Тартарен очень натурально хрипел. Люди вокруг смеялись.

— Слушай, — сказал Иван Няше, — я опять на несколько минут забыл. Представляешь? Только что шел и думал, что все это на самом деле. Даже улана забоялся.

— Ты счастливый, — ответила Няша. — Я так переться не могу.

— Тогда чего ты заводишься?

Няша засмеялась.

— Обидно. И ударить тебя хочется. Но я-то помню, что все понарошку. Почти всегда.

— А что вообще не понарошку? — спросил Иван.

— Вот это, — сказала Няша и подняла двух детей. — Вот это не понарошку.

Дети висели на ее руках как две живые гири. Ивану опять показалось, что он уже видел эту сцену на колесе.

— Слушай, — сказал он, — давай их сбросим. А то я сейчас опять все забуду, и мы из-за них ссориться начнем.

— Жалко их, — ответила Няша. — И неловко. Вокруг люди.

Иван покосился на преторианца — тот уже почти затерялся в толпе впереди.

— Вокруг только Прекрасный, — сказал Иван назидательно. — И когда-нибудь ты это поймешь…

Он протянул руку к лицу Няши, чтобы снять с нее очки — но вспомнил, что на ней слинзы. Тогда он снял свои и снова увидел темный пустырь и Няшу с шевелящимися на ней куклами.

— Давай помогу…

Он оторвал от ее руки одну куклу и бросил ее на землю.

Няша присела и положила рядом вторую.

— Иванка… Няш…

Оказавшись на земле, куклы проворно поползли в сторону диспенсера. Няша долго смотрела им вслед, но куклы не оглядывались.

— Как черепашки на песке, — прошептала Няша. — Ползут в свое завтра, где нас уже не будет… И совсем про нас забыли…

— Хватит соплей, — сказал Иван. — Пошли лошадей пугать под уланами. Я помню, какие там баги в программе. Ты сейчас от смеха умрешь.

Няша вздохнула.

— Да чего ж ты так вздыхаешь-то все время, — сказал Иван. — Ну что тебе плохо?

— Все плохо.

— Почему?

— Любви в нас нет.

— Значит, никто не проплатил, — усмехнулся Иван.

— Хочешь посмотреть, что я вижу? У меня там никаких улан.

— А как я посмотрю?

— С канаткой можно, — ответила Няша. — На пару секунд. Если рядом стоять. Заглянуть успеешь.

— Давай, — сказал Иван. — Интересно.

Няша вынула из сумочки канатку, размотала и дала одну пилюлю Ивану. Иван вставил ее в ухо.

— Моргни пару раз, — сказала Няша. — Зацепишься.

Иван принялся старательно моргать. Сначала впереди была только мгла, а потом в ушных сеточках заиграл духовой оркестр, и появилась картинка.

Веселые