– И как я тебя не заметил… – Я лихорадочно припоминаю, глядел ли я по сторонам, когда сидел с Ниа в коридоре.

– Просто ты был слишком увлечен, потому и не заметил.

– Так рассказать, кто она такая?

– Нет. Мне уже неинтересно.

– Правда?

– Нет! Рассказывай уже!

– Ладно. Я знаю ее давным-давно, и она пришла сюда…

– Одержимая вожделением к тебе?

– Ага, точно. Пришла, одержимая вожделением, и я этим воспользовался. – Я взмахиваю рукой. – Да нет, на самом деле она была такая потерянная и одинокая, говорила, что, может, ей тоже надо провериться в больнице…

– А прикольно, как вас поймал твой сосед, вовремя зашел. Получилось довольно удачно.

– Хорошо, что ты так думаешь.

– Обманщик из тебя никакой: попадешься на первой же попытке измены.

– А это хорошо?

– Ты даже дверь не закрыл! Ладно, откуда ты ее знаешь?

– Ну, она девушка моего лучшего друга. Нам тогда было по тринадцать.

– А сейчас тебе сколько?

– Пятнадцать.

– И мне.

Я смотрю на нее по-новому. Есть в людях одного с тобой возраста что-то особенное: вы вроде как отгрузка одной партии, и вам надо держаться вместе. А еще где-то в глубине души я верю, что год моего рождения – особенный год, ведь тогда появился я.

– Так, значит, ты уложил девушку лучшего друга?

– Нет, они расстались.

– Когда?

– Э, пару дней назад.

– Ого, а она времени даром не теряет!

– Мне кажется, – рассуждаю я вслух, – что просто она из тех девушек, которые никогда не остаются без парня.

– Иногда таких девушек называют шлюхами. Как думаешь, у нее уже был парень, когда ей было восемь?

– Фу.

– Может, она даже позволяла…

– Все, хватит, перестань!

– Такое бывает, – смотрит она на меня.

Я киваю, какое-то время сижу молча и просто жду, когда пройдет это неприятное ощущение. И оно проходит.

– Ну… а ты как? – спрашиваю я.

– А ты считаешь себя умником, как я посмотрю?

– Вовсе нет, – сквозь смех говорю я. – Я потому сюда и пришел, что считаю себя тупицей.

– С чего ты это взял? Ты же учишься в школе для вундеркиндов.

– Я учился так себе.

– Сколько ты набрал?

– 93 балла.

– А, – понимающе кивает Ноэль.

– Ага. – Я скрещиваю руки. – Уж если ты умный, то и оценки должны быть соответствующие.

– Необязательно. – Она кладет подбородок на ладони, как это делают герои каких-нибудь картин. – А ты не щедр на комплименты, как я посмотрю.

– Что? Почему?

– По-твоему, я умная?

– И вдобавок привлекательная! – не теряюсь я. – Как тебе такой комплимент? Привлекательная! Я уже вроде говорил тебе, еще тогда?

– Привлекательная? Крэйг, «привлекательная» говорят о недвижимости. О домах.

– Ой, прости. Ты красивая, вот. Это подходящий комплимент? – Поверить не могу, что я так осмелел. Зачем я все это говорю? Затем, что через пару дней мы отсюда выйдем. Никаких сожалений.

– «Красивая» звучит нормально. Но есть и получше.

– Так, ладно, круто. – Я разминаю шею…

– Фу-у-у.

– Что такое?

– Не делай так. Особенно когда собираешься сказать мне комплимент. Ладно, проехали. А вот тебе словечко получше, чем «красивая». – И она выводит с протяжным южным акцентом: – Потря-я-ясная.

– Ага, ладно. Ты потрясная.

– Не, не так. Скажи как я: потря-я-ясная.

Я повторяю.

– Господи, ты как не в Америке родился. Неужели южный акцент изобразить не можешь?

– Сжалься уже! Я же отсюда!

– Из Бруклина?

– Ну да.

– Из этого района?

– Ага.

– У меня тут друзья живут.

– Надо будет как-нибудь пересечься.

– Ты просто ужасен. Попробуй, может, еще какой комплимент выдашь.

– Ладно. – Я глубоко вздыхаю. Нет у меня никаких комплиментов. – Ну… э…

– Ты больше не знаешь?

– Я как-то не очень насчет разговоров.

– Вот поэтому у ботанов-математиков и нет девчонок.

– А кто сказал, что я ботан-математик? У меня же оценки так себе.

– Значит, ты из тех зануд, которые даже не умные. Полный отстой.

– Слушай, – прерываю я ее подколки, – я рад, что ты пришла пообщаться и что я со многими тут познакомился.

– Ух ты, это мы что, к серьезному разговору, что ли, перешли?

– Да, – говорю я. И, сказав это, знаю, что по тону моего голоса она поняла: я действительно настроен серьезно. Сейчас мне не до шуток. Я через такое дерьмо прошел, что могу быть серьезным не хуже какого-нибудь взрослого.

– Ты мне очень нравишься, – смело начинаю я, и никаких сожалений. – Потому что ты умная и веселая, и вроде бы я нравлюсь тебе. Ничего не могу с собой поделать: если я нравлюсь девушке, она мне тоже начинает нравиться.

Она молчит. Я поворачиваю голову к ней и спрашиваю, не хочет ли она что-то сказать.

– Нет. Нет! Все супер. Продолжай.

– А, ну вот. Я тут все думал, как бы так сказать. Ты мне нравишься не только из-за этого всего, мне и порезы твои нравятся…

– Фу, ты что, фетишист?

– Кто?

– Ты случайно не из тех, кого заводит вид крови? А то был тут один. Хотел, чтобы я стала его Королевой ночи или кем-то вроде такой фигни.

– Нет! Ничего такого. Сейчас объясню. Когда у людей серьезные неприятности, ну вот как… Тут полно людей отовсюду, и у всех них какие-то проблемы в жизни. Те, с кем я познакомился, – все в основном какие-то забулдыги, старые наркоманы, бездомные безработные, но иногда сюда поступают пациенты, которые выглядят так, словно только что выступали на собрании директоров, не меньше.

Ноэль кивает. Она тоже их видела. Например, вчера поступил взъерошенный паренек с кипой книг в подмышке, как будто только что из клуба любителей чтения вышел. Или тот мужчина в костюме, поступивший вчера, – на полном серьезе утверждал, что его уже достали голоса, которые он слышит: ничего страшного они не говорят, но на суде дают всякие дурацкие советы и мешают работать.

– Да проблемы не только у тех, кто здесь. Они у всех повсюду. Взять хотя бы моих друзей: у одного депрессия, у второй тоже. Я читал брошюры, которые врачи выдают, и там написано, что каждый пятый американец страдает от психического заболевания и что самоубийства – вторая причина смертности среди подростков, и всякая такая фигня… У всех, у всех с башкой не в порядке.