Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хосе при виде Орудж-бея убрал оружие под подушку.
– Ну как торжество? Попировали? Уж наверно. Дамы, господа, вина, табак нюхательный… С них взятки гладки… им все можно…
Орудж-бею было не до болтовни. Надо было подумать об оружии. У раненых его отобрали, и неизвестно, где хранили. В былые времена с этим проблем не было. Вызывавший на дуэль сам заботился об этом, сам же приглашал секунданта и врача. Но теперь дуэль была под запретом. Несомненно, им предстояло стреляться.
– Можешь ты дать мне на время свою аркебузу? – обратился он к баску.
Тот смерил его испытующе-лукавым взглядом:
– Никак, вздумал в конокрадстве себя испытать? – Видя, что Орудж-бей хранит молчание, добавил: – Не советую. Погода хмурится – быть дождю. А в дождь, стоит лишь оплошать, порох промокнет – дело швах…
– Оружие мне понадобится… на заре…
– Ого! Любопытно. На заре-то и разгорается сыр-бор. Хозяин похищенного коня поднимает крик на всю округу, а ты уже далеко. За увалом-перевалом, или в густом лесочке… Но тут дело другое. Чую, другое. Наш сеньор не станет заниматься мелочами… Я догадываюсь, зачем вам понадобилось пиф-паф… Бьюсь об заклад. Допустим, скажем, вы… Нет лучше сами… Если угадал – пари за мной. А выигрыш – сами определите. Итак, я говорю… Дуэль! Я давно предчувствовал. Могу даже сказать, с кем. С командором, не так ли? – Орудж-бей молчал. – Если и не ответите, я знал, что это так… Потому что маркиз отправляет на тот свет всякого, кто положит глаз на донью Анну. Я же говорил, что эта белокурая немка – колдунья. Ее давно бы надо – тю-тю… – Встретив суровый взгляд Орудж-бея, баск осекся. – Конечно, маркизу с вами нет… не управиться… Уверен, что вы его прихлопнете. Оружие у меня что надо. Но дайте слово, что по возвращении вы купите мне кисет табаку. Только отменного!
«Однако, хват ты, братец», – подумал Орудж-бей и кивнул.
Баск достал аркебузу и, прежде чем вручить собеседнику, долго разглядывал, словно прощался с оружием.
– Ты и будешь моим секундантом!
– Я? Почему я? Мне неохота, знаете, лезть в петлю за нарушение закона…
– Насколько я знаю, баски – люди не робкого десятка.
– Я вовсе не баск. Какой же я баск? Я же в жизни ни одной лошади не умыкнул! Может, предки мои были басками, а я – нет.
– Как знаешь. Если я, часом, не вернусь, ты навсегда распрощаешься с аркебузой своей. А кара за потерю оружия еще пуще. Кроме того, карают только дуэлянтов. Я подарю тебе и коня, так что сможешь смотаться, и красть лошадь не придется…
Хосе, прищурившись, уставился на него.
– А вдруг этот хлюст уложит тебя?
– Во всех случаях ты получишь коня и оружие.
– Вот это другое дело. – Он протянул руку дуэлянту. – А теперь я пойду, промочу горло, у этих пузатых горожан в погребах, говорят, море вина осталось. Сейчас по дешевке продают.
Хосе поднялся с постели, взял суковатую палку и, ковыляя, вышел из комнаты.
Оруж бей занялся изучением оружия; проверил затвор, ствол, прицел; открыл пороховницу, пощупал, понюхал, – порох сухой. На всякий случай, высыпал на платок, расстелил у печки. Затем всыпал в ствол.
Прилег на койку, пытаясь уснуть. Раздался стук в дверь. Он не сразу встал, решив, что это Хосе.
Стук повторился настойчивее. Кто-то чужой.
Встал, отворил, ахнул: на пороге стояла женщина в капюшоне.
– Донья Филимона?
– Не удивляйтесь, дон Хуан, – проходя в комнату, продолжала: – Вы, наверно, догадываетесь о причине, побудившей меня прийти сюда.
Сняла перчатки и стала нервно комкать их озябшими руками. Глаза влажные, запавшие. Она не слыла красавицей, но было в ней нечто привлекательное; родинки были ей к лицу.
– Вы знаете, мой муж, в общем, человек очень хороший… Но вспыльчивый… Не умеет обуздывать свои чувства…
– Что же вы хотите сказать?
– Я… хочу попросить вас… Это не просьба даже, а мольба… Он не должен знать о моем посещении… У меня нет никого на свете. Вы понимаете меня?
– Вы предлагаете мне отказаться от поединка?
– Ой, нет, нет, я не смею просить об этом… Просто… по условиям, первый выстрел за вами… Я прошу… ради Бога, поймите мои чувства… Я прошу вас не быть… особенно тщательным…
– Выстрелить мимо?
– Ну, если можно… Не метить в него… Тогда и он, ответно… То есть он и не сможет взять верный прицел…
– Вы просите меня пожертвовать собой ради вашего мужа?
– Да он и не муж мне… – видя недоумение в глазах дуэлянта, добавила: – Он муж моей сестры-двойняшки… Она умерла неожиданным, непонятным образом… Мы были очень похожи… И у меня не осталось никого… Я была вынуждена согласиться выйти за него… Но бракосочетания как такового не было… Я… я… не останусь в долгу, – голос у нее дрогнул и она стала расстёгивать пуговицы на груди.
– Это уже совсем лишнее! – резко сказал наш герой.
– Простите меня.
– А вы не боитесь, что ваш муж или не муж узнает…
– Ему не до того… Вино его пробрало…
– Считайте, что сделка не состоялась. Буенос ночес!
Она застыла, как вкопанная. Затем, нервно напялив капюшон, выбежала вон, и вскоре донесся шум удаляющейся кареты.
* * *
Проснувшись засветло, он взглянул на койку, где спал Хосе. Тот распластался в верхней одежде и похрапывал. Потормошил. Баск не просыпался. Приподняв, встряхнул. Тот промычал что-то, и вновь плюхнулся головой в подушку. Пришлось окатить его холодной водой. Капрал вздрогнул, очухался, не понимая, что происходит, вытаращил сонные глаза.
– Переоденься, – велел ему Орудж-бей.
– А где я возьму запасной костюм? – проворчал Хосе.
– Оденешь мое!
Хосе облачился в его шаровары, кафтан, куртку, которые оказались непомерно велики, отчего шаровары пришлись ниже колен, а руки утонули в рукавах.
Когда они вышли, уже моросило. Волглая пелена висела над землей.
– Сеньор, я знаю, что вы его уложите одним выстрелом. Оружие мое – отменно. Ни разу меня не подводило…
Всю дорогу он расхваливал свою аркебузу.
У городской башни прохаживались двое. Один из них был врач, другой – арбитр. Понятых не пригласили. Маркиз опаздывал. Хосе покуривал «чубук».
Орудж-бею поначалу подумалось, что донья Филимона смогла уговорить своего гневного супруга отказаться от глупой и опасной затеи. Закралось подозрение: может быть, и вчерашний визит был сделан с его ведома и даже по его указке? Но Орудж-бей отбросил эту версию – такой гордец и фанаберист, как дон Амбросио, не пойдет на попятную. Так