И вдруг мимо меня кто-то прошёл. Я обернулась и обмерла: по широкому холлу апартаментов в небрежно наброшенном халате на голое тело и приспущенных на бёдрах штанах проследовал мистер Элоис. Я влипла спиной в стену и даже голову склонила, рассматривая в таком неприличном виде декана.

Он меня не заметил! И, подчиняясь совершенно недостойному любопытству, я крадучись вошла за Элоисом в комнату.

Это была роскошная гостиная с массивной тёмной мебелью, камином и ковром на полу. Очень в северном стиле. Даже тяжёлая люстра в виде переплетённых оленьих рогов. Здесь не было ваз и изящных украшений, и висящие две картины в рамах, похоже, прилагались к комнате, поскольку из интерьера выбивались, а мистер Элоис, наверное, на них внимания не обращал.

Элоис сидел за столом кабинета, ко мне спиной. Волосы едва перехвачены кожаной лентой, растрепались. Он читал, поигрывая с чем-то пальцами левой руки. Я присмотрелась, и мурашки пробежали по моей спине: он играл с большим комком живой тьмы. Та просачивалась сквозь его сильные пальцы, обволакивала руку и вновь возвращалась на ладонь, как любимый котёнок. Странное и завораживающее зрелище!

Мне вспомнились слова Алви про игры Элоиса: он будто знал!

Серебряный прямоугольник преподавателя на столе засветился.

— Мистер Элоис, — я узнала голос мадам Манегут, — Данка Маджоре пришла в себя. Вы просили сообщить в любое время.

— Да, спасибо! Сейчас буду! — сказал отрывисто он и, отключив магическую связь встал, резко отодвинув кресло.

И вдруг выругался так, что я подскочила и залилась краской. Последнее скорее от того, что он сбросил халат на спинку и в одних штанах в метре от меня прошёл в спальню, совершенно не подозревая, что стал первым мужчиной в моей взрослой жизни, которого я увидела в нижнем белье. Я не ожидала, что он настолько мощен. И это было красиво, и отчего-то волнующе до волн внизу живота.

Голова моя закружилась от стыда и любопытства. Хотелось сунуть нос и в спальню, но я ущипнула себя за руку, приводя в чувство. Стыдобище, Танатрея Стоули! Какое стыдобище!

И вдруг я увидела, как за ним поползла спрыгнувшая со стола тьма. Вот тут уже мне стало не по себе совсем по другой причине — наблюдать за живой, клубящейся и явно разумной тьмой, следующей за мужчиной, как домашний питомец за хозяином, было жутко. Хлопья мрака слегка шипели, переливались, клубились и двигались, напоминая мой недавний ужас: штогринов!

Во рту пересохло. Мгновенно одевшийся Элоис поманил тьму пальцем, она вспорхнула ему на ладонь. Послушно просочилась в шар на подставке и вдруг уставилась на меня. Подчиняясь инстинкту, я выставила вперёд уголёк дракона.

— Что такое, милая? — спросил Элоис у тьмы. Обернулся. — Не время для игр. Дела…

Он поставил шар на подставку на полку. Одним движением затянув волосы потуже, вошёл в зеркало и растворился в серебристой поверхности, словно нырнул в воду.

Я бросилась было за ним, чтобы как в прошлый раз оказаться сразу же на месте событий, но вдруг геккончик квакнул со стола, освещённого оставленным Элоисом магическим шаром.

Поганец юркий! И когда успел выскочить из кармана?

— За тобой вообще не уследить, да? — тихим шёпотом возмутилась я. — Иди сюда!

Глазастое существо ещё громче квакнуло, с шелестом топчась по бумагам.

— Ну чего ты от меня хочешь? — шикнула я.

Глупо было принять его кваканье за призыв, однако я всё же приблизилась ко столу. Геккончик забегал кругами по бумагам. Я склонилась над ними и замерла вместе с геккончиком, потому что на листе бумаги было написано:

"Танатрея Стоули" — свет 256 единиц

тьма 253 единицы

Результат измерения максимальной мощности: пятьсот девять единиц при сомнениях снижается до трёх".

И подчёркнуто несколько раз слова: "Недостаточно!" "Ждать!".

"Чего недостаточно?" — опешила я. — Что он измерял? И как? Чего ждать?! Что ему от меня надо?!"

И тут я похолодела, вспомнив дневную ссору Алви и Элоиса перед появившейся из ниоткуда Данкой. Алви сказал, что капсула штогринов сохраняет уровень поглощённой энергии, и его можно измерить. Выходит, Элоис действительно измерял мой потенциал? Вот таким варварским способом?

По моим плечам и спине прокатилась ледяная волна.

Отодвинув геккончика, я заглянула в другие бумаги. Там были нарисованы какие-то схемы: стрелки от имён Сирадэ, Пелье, Ковальски вели к "Данка Маджоре", от неё к "Танатрея Стоули". И две стрелки туда и обратно к именам "Вагнер А." и "Вагнер Д." Оба брата тоже были подчёркнуты. Были по листу разбросаны и другие имена, среди которых я нашла всех, с кем хоть немного общалась. Элоис учёл даже модистку и медсестру!

Я закусила губу и задумалась: что бы это могло быть? Логичнее всего предположить, что так Элоис пытался составить схему расследования. Ему ведь ректор поручил разобраться в этом деле.

Я снова взглянула на первый лист: чего же собирается ждать Элоис? И как, а главное, зачем он измерял какие-то мои единицы?

Нет, находясь тут, я ничего не выясню! Я попыталась схватить геккончика, чтобы сунуть в карман. Как бы не так! Он выскользнул из моей руки и юркнул по ковру.

— Эй, ты обязан мне подчиняться! — шикнула я.

А, впрочем, пусть бегает! Тут таких — полная аллея перед общежитием. Я бросилась к зеркалу, чтобы вступить в него. И вдруг поверхность покрылась мелкой рябью и прямо на меня вышел Элоис. Споткнулся и сбил меня с ног. Мы плашмя полетели на пол. Он на выставленные руки, я — на толстый ковёр. Больно ударилась, закусив губу.

Я оставалась невидимой, но мистер Элоис мгновенно сориентировался: нащупал мои плечи и сжал их. Придавил всем весом меня к полу.

— Кто ты?! — прорычал он, корсарские брови сдвинулись к переносице. Его глаза метались по моему лицу, но перед ним была пустота.

Я боялась вздохнуть, глядя в столь близкое лицо. Он был страшен и красив одновременно. Тело его было огромным и тяжёлым и, несмотря на боль от удара об пол и от его жёстких пальцев на плечах, в животе моём всё сжалось. Чувство дикого страха и неизвестно откуда взявшегося щекочущего напряжения с привкусом сладости скрутились во мне в дрожащую пружину. Он поймал меня! Я попалась!

— Мне больно… Отпустите, — наконец, выдохнула я.

Будто уловив моё дыхание, Элоис приблизил свои губы к моим и проговорил требовательно, хоть и чуть мягче:

— Кто ты? Покажись!

— Я не могу повернуть кольцо, вы прижали мои руки, — жалобно произнесла я, чувствуя тепло его дыхания.

Если он придвинется ещё на миллиметр, я пойму, мягкая у него щетина или колючая. По телу пробежала волна мурашек. Нет, мне конец!

Чёрная бровь изогнулась, губы тронула усмешка. Элоис чуть приподнялся, но не выпустил меня полностью.