Этери почувствовала, что пора сворачиваться. Она только туфли не одобрила:

– Ну, Катька, ну ты тупишь! Это туфли для женщины за пятьдесят.

Сама она обожала щеголять на высоченных шпильках.

– Когда-нибудь я до них дорасту. Оглянуться не успеешь, – печально улыбнулась Катя.

– И опять черные! Не надоело?

– Ну, ты ж меня знаешь… Я как Генри Форд: «Машина может быть любого цвета, если она черная», – отшутилась Катя. – Черные ко всему подходят. Не надо голову ломать.

– Ладно, я еще займусь твоим воспитанием, – пообещала Этери. – Шмотки хороши, но их мало. Купи еще что-нибудь. И только пикни мне про долг, убью на месте. Зарэжу, да? – изобразила она грузинский акцент.

Герман позвонил, когда Этери уехала, словно подгадал. Но голос у него был виноватый.

– Прости, я освобожусь поздно. Мы протокол о намерениях подписали, партнер – грузин, будем обмывать.

– Ты будешь обмывать? – иронически уточнила Катя.

– При сем присутствовать, – вздохнул Герман. – Я не знаю, когда освобожусь. Просто не представляю.

Катя даже не ожидала, что так расстроится.

– Ничего страшного, – пролепетала она. – Завтра увидимся. Или как-нибудь на днях. Мы сегодня экспозицию меняли, я устала.

– А твои картины там есть?

– Вот придешь и увидишь.

«Что я делаю? – спросила она себя мысленно. – Зазываю его. «Заманываю на интерес», как говорит Этери». Из трубки до нее фоном доносился гул голосов.

– Ладно, иди уже. Тебя там ждут, неудобно.

– Я позвоню, – обещал Герман. – Завтра же.

Положив трубку, Катя постаралась взять себя в руки. Ничего же не случилось! Он не обязан. Он позвонил, предупредил. Не пропал без следа. Все нормально. Но она с ужасом чувствовала, что он нужен ей и что провести ночь одной в пустой постели… «Ты знаешь его со вчерашнего дня, – строго напомнила себе Катя. – Ты ничего о нем не знаешь. Прыгнула в койку с мужиком и…»

Она приняла душ, бросила халат в стиральную машину… Есть не хотелось. Что ж, уже хорошо. Может, она похудеет. Правда, худела она почему-то всегда не в тех местах. Лицо осунется, а корма как торчала, так и торчит.

Катя решила поработать, у нее было два заказа от двух разных издательств, но почувствовала себя страшно усталой. И в то же время знала, что не уснет. Включила телевизор. Сто девяносто шестая серия трехсотсерийного фильма. Нет сил даже впрягаться в сюжет, хотя сюжеты этих фильмов нарочно делают так, чтобы зритель, подключившись не с самого начала или отъехав на пару недель по служебным делам, мог с ходу врубиться в суть действия и смотреть с любого места.

Пощелкав пультом, Катя поняла, что ничего смотреть не хочет. Лучше книжку почитать. Но к книжке, которую Катя в этот момент читала – роману Аксенова «Редкие земли», – тоже душа не лежала. Бросив на него виноватый взгляд, Катя подошла к полке и сняла одну из своих самых любимых книг – «Гений места» Вайля. Читано-перечитано много раз, зато душу успокаивает. Как будто домой вернулась. Кате, никогда не бывавшей нигде, кроме Турции, точнее даже Антальи, – Алик на экскурсию в Стамбул не захотел разориться! – эта книга была особенно дорога.

Она читала до середины ночи, уже зевала, но знала, что не уснет. «Я позвоню», – сказал он. Позвонит ли? И что скажет?

Он позвонил около восьми утра, Катя только-только забылась тяжелым сном.

– Я тебя не разбудил?

– Нет, не разбудил, – солгала Катя.

– У тебя усталый голос.

– Тебе показалось. А ты где?

– Как – где? Здесь, внизу. Впустишь?

Катя ахнула, вскочила…

– Можешь минутку подождать? Я сейчас!

Она вихрем пронеслась по квартире, умылась, кое-как провела щеткой по волосам и, на ходу застегивая пуговицы халата, бросилась вниз по лестнице. «Не накрасилась», – мелькнуло у нее в голове. От волнения пальцы попадали не на те кнопки на щитке сигнализации, Катя дважды сбросила набор, прежде чем сумела ввести код правильно.

Перед ней предстал Герман. Уже в деловом костюме, но со спортивной сумкой через плечо.

– Привет. Прости, я тебя разбудил?

– Ничего, мне уже пора было вставать. – Катя бросила вопросительный взгляд на его сумку.

– Раз уж ты ночуешь только дома, – сказал Герман, – выдели мне место в шкафу и на полке в ванной. Много не надо, я тебя не стесню.

– Ладно, заходи. Завтракать будешь? – спросила Катя приветливо-будничным голосом, хотя сердце мячиком прыгало в груди. – Только прости, опять яичница, – добавила она, получив утвердительный ответ.

– Понимаю. Ты меня сегодня не ждала.

«Я ждала тебя вчера», – хотелось ей сказать, но она, конечно, промолчала. Не надо упреков. И не надо показывать ему, насколько он ей нужен.

Герман поцеловал ее прямо на пороге.

– Погоди, я сигнализацию включу.

Сигнализацию Герман уважал. У него дома система охраны была покруче, чем у нее в галерее, но ему и оборону приходилось держать посерьезней. Он поднялся следом за Катей по уже знакомой лесенке и, бросив сумку, обнял ее. Катя осторожно высвободилась.

– Ты пока посиди, – распорядилась она, – а я все приготовлю.

Ей не хотелось, чтобы Герман входил в неубранную спальню. Ужасно неудобно было без лифчика, но Катя надеялась, что он не заметит.

Опять, как и вчера, она выставила перед ним кофе и омлет. Себе налила только кофе и пресекла все попытки поделиться яичницей.

– У меня йогурт есть.

– Тебе надо поесть. У тебя усталый вид.

– Спала плохо.

– Что-нибудь случилось?

– Просто переутомилась. А у тебя как все прошло?

– Успешно. Мы были в грузинском ресторане. Там здорово, надо будет как-нибудь тебя сводить.

– Там видно будет, – уклонилась от ответа Катя. – У меня со временем напряженка. В трех местах работаю – это помимо галереи. Но на выходные Этери обещала меня отпустить… если ты не передумал.

– Кто, я передумал? Не дождешься. У меня, в общем-то, тоже со временем напряженка. Днем я не могу, – заговорил Герман озабоченно. – Это позавчера у меня однодневные каникулы выдались. Такого почти не бывает. Но по вечерам… Ты свободна?

– Я не могу так заранее обещать, – виновато призналась Катя. – У меня заказы, я книжки оформляю. И журнал…

– Золушка, – пошутил Герман. – Но это очень вредно – не ехать на бал, когда ты этого заслуживаешь.

Он сумел поднять ей настроение.

– Я только хотела сказать: давай не будем загадывать вперед. А что ты вчера обмывал?

Если бы Герман сказал что-нибудь вроде «это мужские дела, не забивай себе голову», она была бы сильно разочарована. Но он так не сказал.